Ренегат

Мичурин Артем

– Я, – кивнул он, рассматривая постояльца.

– Не узнаешь?

– С… Станислав?!

– Вы знакомы? – прищурился интендант.

– Да, – ответил Стас, запихивая ногу в ботинок. – Работали вместе. Не возражаете, если побеседуем?

Бозов кинул взгляд на только что установленную печь и оставленные возле двери шестилитровый термос, бутыль, половник, две стальные миски с приборами, буханку хлеба, ведро, чайник, таз и зеркало.

– Не возражаю. Только побыстрее. Работа ждет. Провизия вам до завтра. Дрова знаете где, растопка там же. Ну, чего встал? – рявкнул интендант на второго работника. – На выход.

– А вы

тут… значит… это… – промямлил Пашка, как только за Бозовым хлопнула дверь, и глянул на совсем не арестантский паек.

– Есть будешь? – спросил Стас.

– Есть? Можно.

Горячая миска, почти до краев заполненная картофельным пюре с вареной свининой, быстро поборола робость. Павел схватил ложку и, не дожидаясь хлеба, принялся есть. Ел он быстро, затравленно озираясь, словно боялся, что вожделенное блюдо вот-вот вырвут из рук. Две последние недели дались парню явно нелегко. Щеки ввалились, на лбу и скуле красовались два лиловых синяка, шея была обмотана тряпкой в розовато-желтых пятнах, и без того негордая осанка сделалась совсем жалкой – плечи опущены, спина прогнута дугой. Замызганный овечий тулуп с наполовину оторванным рукавом «щеголял» отпечатком рифленой подошвы в районе поясницы.

– Как же ты уцелел? – спросил Стас, дав голодному «бунтарю» наполовину опустошить миску.

– Сам… сам не знаю, – ответил Пашка, судорожно сглотнув. – Я на двор выйти решил по малой нужде, когда в кабаке-то… Так вот, только я за дверь, значит, как оно – бабах! А потом уж в бараке очнулся. Не помню ничего. Но цел вроде, только обгорел малость.

– Отец жив?

– Нет. – Павел опустил ложку и утер нос рукавом. – Не нашли его. На пожарище-то костей много было. Да кого ж там различишь? Так и зарыли в одной яме. Ну, и постреляли еще немало. Тоже всех туда.

– А староста ваш?

– Лефантьев? – поморщился Пашка. – Живой. Он у этих теперь вроде поверенного. Беседы с нами ведет воспитательные. Бумажки разные про Железный Легион читает после работы. Сука.

– Как же так вышло? Уж старосту-то они первым делом должны были к стенке прислонить.

– Должны, да не прислонили, – зло огрызнулся Павел, не забывая между разговором наворачивать дармовую баланду. – Эта гнида сразу открещиваться стала от всего. Говорил, будто он и не при делах вовсе, а засаду наемники самовольно устроили, за трофеями погнавшись, и мужиков наших подбили на это. А он сам вроде как против был. В засаде участвовавших всех назвал поименно. Девятерых, кто после штурма выжил, расстреляли прямо тут, во дворе, на глазах у жен и детишек. Такой вот староста. Возле майора теперь чуть не на карачках ползает, лыбясь без конца. Ну ничего, ничего. Легионеры тут не навсегда, уйдут рано или поздно. Вот и будет у нас с ним разговор. – Пашка собрал хлебом остатки пюре и засунул в рот, едва не подавившись. – А вы тут как? – спросил он, прокашлявшись. – Тоже в плен угодили? А Максим?

– Нет, дружок, – ощерился Коллекционер. – Дела у нас здесь.

– Дела? – Пашка перевел недоумевающий взгляд с охотника на Стаса.

– Жизнь – штука сложная, – пожал тот плечами. – Максим на север подался, а у меня в Муроме интересы образовались. Долго рассказывать. Возьми еще, – Стас протянул толстый ломоть хлеба.

– Так, значит… Ты с ними? С ними заодно?!

– Теперь – да.

Лицо Павла исказилось в гримасе отвращения. Он скривил губы, готовый вот-вот смачно харкнуть собеседнику под ноги,

но вместо этого лишь схватил хлеб и молча вышел за дверь.

– Нда, – причмокнул Коллекционер. – А друзей ты заводить совсем не умеешь. То ли дело – врагов.

– Обязательно было рот разевать?

– Что, – охотник расплылся в гнусной ухмылке, – снова совесть заиграла?

– Я его еще расспросить хотел. Никак не можешь без спектакля.

– Да брось. О чем этого сопляка расспрашивать?

– Обо всем, что он знает. Люблю быть в курсе дела. А ты что-то больно уж спокоен.

– Я – фаталист, – развел охотник руками. – Чему быть, того не миновать. Беспокоиться раньше нужно было, а с петлей на шее вредно трепыхаться.

– Ну да, – Стас усмехнулся и, подойдя к термосу, наложил в опустевшую миску баланды. – Я, честно сказать, струхнул немного, когда ты в комендатуре майора строить начал: «Не по-мужски ведешь себя. А как же честь?» Думал – все, сейчас выведут за дверь и нашпигуют свинцом по самые брови. Ан нет. Повезло.

– Никакого везения. – Охотник встал с кровати и жадно втянул ноздрями картофельно-мясной пар. – Чистая, мать ее, наука. Знаешь, существует теория, согласно которой страх – сильнейший катализатор агрессии.

– В смысле – если тебе страшно, то ты агрессивен? Черт. Какая ирония судьбы. Я и не предполагал, что безжалостный охотник за головами живет в постоянном страхе.

– Закончил? Ну, тогда я продолжу. Нет, Станислав, твое предположение в корне неверно. Ты мне сейчас описываешь синдром «загнанной в угол крысы», а я совсем о другом толкую. Скажи, ты когда-нибудь бил шлюху?

– Зачем?

– Откуда я знаю зачем? Может, ты садист, может, не встает по-другому.

– Да мне об этом рано еще беспокоиться.

– Так бил?

– Ну, было разок. Она у меня часы чуть не сперла.

– От души приложил?

– Слушай, я не понимаю, к чему этот разговор. Ты что, опять параллели между нами ищешь? Если так, то…

– Она испугалась?

Стас вздохнул, сел на кровать и сунул в рот ложку баланды, решив игнорировать настырного собеседника.

– Наверняка испугалась, – злорадно осклабился Коллекционер. – Знаешь, Станислав, ты, когда бесишься, у тебя жуткий взгляд. Прям обосраться можно. Бедная потаскушка. Так и вижу, как она мечется по комнате, вся в слезах, прижимает к груди скомканные шмотки, умоляет не трогать ее. «Нет-нет, пожалуйста, я не хотела, только не бейте, пожалуйста», – тоненько пропищал охотник, изображая на лице ужас. – Но ты наверняка ей добавил. И сам не знаешь почему. Вроде за часы уже рассчитался, а рука сама полетела в зареванный ебальник. Не удивлюсь даже, если ты лупил ее, пока глупышка не отключилась. Что, так и было, я угадал? Не вини себя, Станислав. Эта шлюха сама во всем виновата. Если бы она, схлопотав по роже, просто извинилась без этих вот приседаний, то ушла бы почти невредимой.

– И что ты этим хотел проиллюстрировать?

– Основной принцип общения, друг мой. Никогда не вставай в позу проштрафившейся шлюхи. Если обстоятельства не позволяют быть выше оппонента, будь с ним наравне. Иначе, как пить дать, огребешь сверх причитающегося. Даже если не было за тобой вины, будь уверен, при таких прогибах она сама собой нарисуется.

Стас задумался ненадолго и с серьезным видом кивнул:

– Ты знаешь, я редко с тобой соглашаюсь. Но тут возражения неуместны. По-моему, за это стоит выпить.