Ренегаты
Шрифт:
– Они что, сдохли все, что ли? – оборачивается ко мне Костыль. Я отчетливо слышу в его голосе истерические нотки. Это новость – мне всегда казалось, что у Костыля в принципе нет страха ни перед чем, да он раньше никогда и не позволял себе проявить страх, показать, что чего-то боится.
А вот сейчас он боится, и боится сильно. Его уже буквально трясет, даже в тусклом свете лампочки видно, как он побледнел.
Лопатка в ямке все скребет, дыра стала такой, что пролезет человеческая голова. Время от времени там еще появляются какие-то усики, что-то
– Чё орете? – наконец-то доносится из глубины коридора недовольный голос. Следом слышится шарканье подошв, и на пороге появляется заспанный охранник с помповым ружьем в руках. – Ну и какой тут у вас пожар? – почесываясь, спрашивает он. – Чё, не спится? Я вот сейчас выключу…
Он осекается на полуслове и смотрит на тлинкла, потом сразу севшим голосом произносит:
– Э, мужики, это чё такое?!
– Потом объясним, – машет рукой Костыль. – Открывай скорее, иначе… видишь? – Он указывает на дыру в полу, из которой уже лезет что-то суставчатое, покрытое щетинками, поскрипывающее при движении…
– Твою мать! – Охранник мотает нечесаной головой, сует между прутьями решетки ствол своей помпухи и палит по пролезающему в камеру существу. От грохота выстрела закладывает уши, картечь с сочным визгом рикошетит от бетона.
– Дверь! – почти рыдает Костыль, тряся решетку. – Открой дверь, падла!! Стрелок херов!!
Охранник звенит ключами, никак не может попасть в замочную скважину. Я смотрю на то, что выбирается из дыры. Выстрел никак не повредил этому… этой… очень сложно подобрать правильное местоимение, когда не знаешь, с кем или с чем имеешь дело. Больше всего оно похоже на помесь паука или краба со средневековым рыцарем. Сейчас этот «рыцарь» уже наполовину выбрался из дыры, и весь десяток его многосуставчатых конечностей тянется к нам, щелкая клешнями и скребя когтями бетон.
Наконец дверь со скрипом открывается. Тлинкл в окне неожиданно исчезает, словно его и не было вовсе. Костыль, оттолкнув охранника, первым выскакивает в коридор, я – следом.
– Закрывай! – орет Костыль.
Охранник трясущимися руками поворачивает ключ, и в этот момент из плоской керамической башки «рыцаря» вылетает длинная белая… я даже не знаю, как это назвать – кишка? – и вонзается в голову пограничника. Он начинает биться в судорогах, во все стороны летят брызги крови. Звякает упавший дробовик. Я хватаю оружие, навожу ствол на «рыцаря», жму на спусковой крючок. Гремит выстрел.
– Дурак! – орет Костыль, хватает меня за шею и тянет прочь. – Этой пукалкой ты их не остановишь! Бежим!
Мы ломимся по коридору, а навстречу нам бухает сапогами дежурная смена погранцов. Костыль поднимает руки, бросает мне на ходу:
– Ствол брось!
Это логично, я роняю дробовик, выставляю на всеобщее обозрение ладони – мол, мы пришли с миром. В коридоре царит полумрак, его освещает единственная лампочка, под которой мы сейчас и находимся. Думаю, охранники должны разглядеть, что мы без оружия.
– Стоять! – рявкает чей-то уверенный голос. – Лицом к стене.
– В камере ворф! – кричит Костыль. – Это штурмовая группа инсектоидов! Поднимайте заставу!
– Ты пьяный, что ли? – удивленно спрашивает пограничник, появляясь в круге света. – Какие еще инсек… А где Кузьмин?
– Нету Кузьмина… – говорю я ему. – Там правда инсектоиды. Поторопитесь, мужики…
Меня перебивает дикий, истошный визг. Он буравом вворачивается в уши.
– На пол! – командует пограничник и начинает стрелять.
Грохочут выстрелы. Мы с Костылем ползем под ногами охранников, на нас падают стреляные гильзы. Хлопает подствольник, гулко бухает взрыв. Коридор заволакивает дымом.
– Отходим! – кричит кто-то. Нас подхватывают под руки, тащат, как мешки с картошкой, волоком. Через несколько мгновений мы уже во дворе. Тут царит хаос – горят факелы, повсюду заспанные люди с оружием. В здании тюрьмы раздается еще один взрыв, железная крыша вспучивается горбом, через дыры видны языки пламени, валит белесый дым.
– Боровиков, заходите справа! – кричит Свеча, размахивая автоматом. Командир базы в одних штанах, на его руке я вижу татуировку – летучая мышь держит в лапах АКМ, сзади парашют, внизу буквы «ОБрСпН» и какие-то цифры. Кажется, это означает, что он служил в отдельной бригаде специального назначения.
Как происходил дальнейший бой, для нас осталось, что называется, за кадром – по приказу Свечи нас заперли в медицинском изоляторе. Условия здесь не сильно отличались от тюремных: голые стены, железная дверь, решетки на окнах, разве что вместо жестких нар обычные кровати с панцирными сетками. Завалившись на них, мы некоторое время вслушиваемся в звуки стрельбы. Постепенно все стихает.
– Отбились? – интересуюсь я у Костыля.
– Похоже, – кивает он, переворачивается на бок, скрипя сеткой. – Хотел бы я знать, кто отправил по наши души инсектоидов.
– А что это за твари? Я слыхал, что вроде как есть где-то мир разумных насекомых, но думал, это такая же легенда, как Умножитель…
Костыль зыркает на меня зло и недовольно.
– Легенда… – цедит он. – Эта легенда полчаса назад чуть не прикончила нас.
– Да расскажи ты толком! – Я сажусь на кровати, требовательно смотрю на него.
– Не хрен тут рассказывать. Инсектоиды сами не могут проникнуть в Центрум, но есть проводник, который умеет открывать Порталы в их мир. Хозяин Муравьев. Он приводит оттуда самар – так называется штурмовая группа этих существ, и заставляет служить себе.
– Как заставляет?
– Это тайна. Я так думаю – он использует какие-то вещества, типа наркотиков. Деньги и драгоценности инсектоидам без надобности. Вот и все. А теперь давай спать – вроде спасли нас погранцы-благодетели.
– Успеем спать, – не соглашаюсь я с Костылем. – Нас чуть не убили, а ты – спать!