Рэнт: Биография Бастера Кейси
Шрифт:
Эхо Лоуренс: Именно тогда, глядя невидящими глазами в потолок, Рэнт исследовал теплые глубины своей головы. Каждый день с двух до трех Рэнт лежал и ковырял в носу. Выуживая тянучие козявки, он катал их между пальцами, пока не почернеют. Черный шарик приставал то к одному пальцу, то к другому и не падал, сколько ни тряси рукой. Каждый слизистый шарик Рэнт приклеивал над подушкой, и белая стена покрывалась черными перчинками. Лепнина из соплей. Приплюснутые кругляши с петлями и завитками — отпечатками Рэнтова пальца. Сувениры из путешествий внутрь головы. Вечный
Потолок детской Айрин Кейси оклеила звездочками, которые в темноте светились зеленым.
Изголовье Рэнта было как негатив ночного неба. Липкие черные точки обозначали другие созвездия. До того дня Рэнт не видел разницы.
Эдна Перри: Скажу вам по секрету: первой, кому испортил жизнь этот маньяк Рэнт Кейси, стала Айрин. Первое светлое будущее, которое он уничтожил, было будущим его собственной матери.
Эхо Лоуренс: В тот день, когда Рэнт перестал быть ангелом, мать подтыкала ему одеяло. Наклонившись, она поцеловала Бадди, чтобы тому снились сладкие сны. Круглое личико малыша утопало в подушке. Длинные ресницы трепетали на розовых щечках.
На старых фотографиях Айрин Кейси очень хорошенькая. Не просто молодая, а хорошенькая, какими бывают, когда лицо разглаживается, а кожа вокруг глаз и губ расслабляется. Такой красивой выходишь, только если любишь того, кто тебя снимает.
Мать Рэнта — красивая молодая мама, прикосновение мягких губ за ушком. Шепот: «Спи крепко!», теплое дыхание с привкусом сигарет. Конфетный запах шампуня. Цветочный аромат крема. Она дышит ему в ухо:
— Ты мамино сокровище! Ты мой ангелочек! Так говорят почти все матери, пока они с ребенком единое целое.
— Ты мамин самый лучший человечек...
В тот миг, еще до мертвых коровьих глаз, укусов гремучих змей и эрекций на уроке, именно в тот миг Рэнт и его мать в последний раз настолько близки. Так любят друг друга.
Тот миг... Конец всего, что хотелось бы продлить навечно.
Доктор Дэвид Шмидт (миддлтонский врач): По моему мнению, оба Кейси были довольно плохими родителями. Я не раз наблюдал, что многие молодые люди считают своих детей чем-то вроде розыгрыша. Или наказания. А ребенок просто есть. Он не отделан хромом, на нем нельзя разъезжать по дорогам. Он не даст вам работу в кабинете с кондиционером.
Чет Кейси считал ребенка одновременно худшим врагом и лучшим другом.
Эхо Лоуренс: И вот мать Рэнта наклоняется над кроватью. Одной рукой она убирает волосы с лобика малыша. На нее смотрят ярко-зеленые глаза, огромные на детском личике. Его глаза считают ее звезды.
Хорошенькая молодая мама Рэнта встает, чтобы пойти на кухню, или в сад, или к телевизору, но замирает. Не разгибаясь, она смотрит на стену над подушкой, сощуривается, напрягает глаза. Ее губы приоткрываются.
Рэнт крутится в постели, выгибает спину, чтобы увидеть, куда смотрит мама.
Мать спрашивает:
— Что это?..
Она стучит ногтем по черному комку, кусочку чего-то мягкого, похожего на раздавленный изюм. Комок отстает от стены и падает на подушку рядом с Рэнтом. У его лица крошечный черный отпечаток пальца.
Мать Рэнта обводит глазами всю арку черных точек, целый рой слизистых клякс, которые спиралью сходятся к голове ее ангелочка.
Как говорил Рэнт: «Некоторые из нас рождаются людьми. Остальные...»
В некотором смысле все одинаковы. Присмотрись — и увидишь высохшие сопли. Мы все находили что-то клейкое под сиденьями и столами.
Преподобный Кертис Дин Филдс (пастор миддлтонской христианской общины): Маленький Рэнт? Не было греха, который он бы не мог совершить. Нет, Бадди вырос таким грешником, что грехов его хватило на всю семью.
Эхо Лоуренс: Этот миг был из тех, что длятся всю жизнь. Он промелькнул перед Рэнтом за секунды до смерти. Время замедлило ход, притормозило, замерло. Стало одиноким островком в огромном мутном океане детства.
Миг, растянутый в годы, сморщенное, искаженное лицо матери. Кожа пропала, остались лишь мышцы. Губы задрались, истончились, обнажили зубы и розовые десны. Веки задергались, задрожали, пальцы иссохли и скрючились, как когти. В этот вечный миг красивая молодая женщина, наклонясь над постелью Рэнта, обратила к сыну новое лицо старой карги и прохрипела:
– Ты...
Карга сглотнула, трепыхнув тощим кадыком. Потрясла дряхлыми когтями перед пятнистой стеной.
– Ты...
Рэнт, лежавший на спине, изогнулся, чтобы посмотреть на свою гордость, на свою коллекцию.
Со всеми такое бывало: когда родные впервые понимают, что ты растешь не таким, как они.
Фальшивые звезды Айрин против настоящих соплей Рэнта.
Его гордость и ее стыд.
Лоуган Эллиот (детский друг Рэнта): Я не вру. В детстве Кейси не делал ничего особенного. Ну, разве только вырывал корни и сжигал мосты.
Шот Даньян (автосалочник): В такие моменты ты словно неудачный эксперимент, от которого родители никогда не открестятся. Утешительный приз. А сами мать и отец — это бог, причем настолько тупой, что не создал ничего лучшего, чем ты.
Ты растешь и становишься ходячим доказательством, что родители не идеальны. Их несостоявшимся шедевром.
Эхо Лоуренс: Мать выпрямилась и посмотрела на маленького Рэнта с высоты собственного роста. Она сказала низким и чужим голосом, который потом всю жизнь отдавался у Рэнта в ушах:
— Ты мерзкое маленькое чудовище!
В тот день Рэнт перестал быть для матери «Мишкой». И по-настоящему появился на свет. Родился.
Первым делом в новой жизни Рэнт заснул.