Репетитор
Шрифт:
– А как отреагировала подруга полководца?
– Она, конечно, заявила, что Колчедонцев был у нее, но следствие доказало, что у генерала было достаточно времени, чтобы, покинув любовницу, добраться от Ломоносовского проспекта до Охотного Ряда и расправиться с Сулеймановым. Кстати, несколько видеокамер, установленных по пути следования Колчедонцева к офису Сулейманова, зафиксировали его мицубиси. Вернее твой. Ты очень грамотно продумал маршрут по времени и расстоянию.
Я довольно улыбнулся.
– Мои помощники успели провести зачистку?
– Да.
– А у генеральской пассии?
– Он снял ее, пока парочка сидела в ресторане. Анатолий держал под контролем генерала до самого задержания. Следил, чтобы он не выкинул напоследок какой-нибудь фортель.
– Установили причину такой кровожадности генерала?
– При осмотре кабинета Сулейманова, были обнаружены документы изобличающие сотрудничество Колчедонцева с сепаратистами. По версии следствия, генерал не договорился с Сулеймановым о цене. Возможно, Сулейманов начал шантажировать Колчедонцева. У них возник конфликт, который закончился убийством. Так, что теперь, даже если бывший генерал отмажется от убийства, то за измену сядет надолго.
– Жаль, что за измену родине больше не расстреливают, – заметил я. – А что с поставкой оружия?
– Колчедонцев признал свою вину. Согласился на сотрудничество. Сейчас с ним работают наши люди. Выясняем подробности, личности других причастных к этой афере. В общем, ты сделал большое дело, Мангуст.
Я усмехнулся и процитировал:
– «В этом мире не важно, сколько вы сделали. Самое главное – суметь убедить людей, что вы сделали много». Шерлок Холмс. «Этюд в багровых тонах».
Человек-гора дружески хлопнул меня по спине. Я по достоинству оценил его хорошее отношение ко мне, хотя ощущение было такое, будто на меня упал рельс.
– Не скромничай, Мангуст. Ты, действительно, очень помог своей стране. Спас много жизней.
– На данный момент меня больше всего интересует жизнь Сашки Булкиной, – сказал я, осторожно поводя плечами, чтобы восстановить кровообращение в онемевшей спине.
– Не переживай. Выздоравливает твоя девица. Мы, на всякий случай, приглядываем за ней, – успокоил меня полковник.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончились и наши спагетти. Я сложил посуду в мойку, налил себе зеленого чая, добавил Казионову минералки в стакан. Наш разговор прервал звонкий собачий лай. Это вернулась из клиники Никася, сопровождаемая, как всегда, своей верной собачонкой. Дурочка как вихрь ворвалась на кухню и, узнав меня, радостно затявкала, изо всех сил виляя хвостиком. Вслед за левреткой зашла Никася и, кивнув нам, положила на стол небольшую сумку.
– Здравствуйте, узница яхты «Бонапарт», – приветствовал я девушку. – Как поживаете? Как папа? Продолжает гнуться под грузом своих миллиардов?
Лечение и жизнь на свободе пошли девушке на пользу. Никася немного поправилась, коротко обстригла свои волнистые волосы. Она посвежела, на щеках появился румянец, пропали темные круги под глазами. Однако вздорный характер избалованной дочки богатея не изменился, судя по вызывающей маечке с надписью «Я подарю тебе ад!». В ответ на мои слова, Никася недовольно фыркнула и высокомерно произнесла:
– А вы все такой же язва, господин спаситель! Оставьте, наконец, в покое деньги моего отца. Займитесь лучше своими.
Девушка указала на сумку. Я открыл ее. Она была туго набита долларами.
– Здесь пятьдесят тысяч. Это вам. Папа просил передать, – объяснила Никася. – Сам он не может с вами встретиться. Улетел в Нью-Йорк по делам.
– Ну, что ж, – подытожил я, вставая из-за стола, – древнеримский философ-моралист Сенека сказал: «Возвращаюсь я более скупым, более честолюбивым, падким до роскоши и уж наверняка более жестоким и бесчеловечным, и все потому, что побыл среди людей».
Дурочка подтвердила мнение Сенеки веселым лаем. Я пожал руку Казионову, улыбнулся на прощание Никасе и пошел к выходу. Мне сегодня еще предстояла встреча с Мишкой, который для этого специально приехал из своей Тульской области. Уже у дверей Никася догнала меня и протянула большой бронзовый подсвечник, изображающий трех слонов, стоящих друг на друге. Смущаясь, девушка сказала:
– Это вам лично от меня, господин Баринов. На память. Четырнадцатый век. Работа бенаресских ремесленников.
Я взвесил в руке тяжеленный раритет.
– Это у вас семейное?
– Что, семейное? – растерялась Никася.
– Помешательство на почве произведений искусства?
У девушки на глазах блеснули слезы.
– Какой вы все-таки! Я же от чистого сердца…
Мне стало стыдно. Я почувствовал, что переборщил.
– Простите, Никася. Я просто не ожидал, вот и повел себя недостойно!
Девушка с подозрением посмотрела на меня.
– Опять издеваетесь?
Я засмеялся.
– Нет. Я серьезно. Действительно, спасибо. Обещаю, что как только у меня появится квартира, ваш подарок займет в ней самое почетное место!
Никася заулыбалась и предложила:
– А хотите, я вас отвезу, куда вам надо? На красной феррари?
Отказаться я не смог…
С Михаилом мы встретились на Курском вокзале. Зашли в кафе и присели за свободный столик. Я передал товарищу сумку с деньгами.
– Возьми. Это на лечение Наташки, – спросил я
– Спасибо тебе, командир, – долго тряс мне руку счастливый Мишка.
– Ну, рассказывай, как у тебя дела? – поинтересовался я, когда товарищ немного успокоился.
Мишка опять заулыбался.
– Дела в порядке. По-твоему совету я начал стучаться во все двери. И постепенно нашлись помощники, появились спонсоры. Ты знаешь, оказывается, вокруг нас живет много добрых, отзывчивых людей! Мы собрали приличную сумму. Эти деньги позволили оплатить начало лечения. Наташку направили в специализированный московский медицинский центр. Она там уже прошла обследование. А с твоей помощью, я уверен, теперь мы дочку вылечим!