Репортаж о черном «мерседесе»
Шрифт:
– Хвостики маленькие были? С мизинец?
– С мизинец, – неуверенно подтвердил я.
– Значит, точно чепрашка, – признали девушки и деловито углубились в работу.
– Но у нее не было рогов, – попытался возразить я.
– А у чепрашки нет рогов, – сказала Евгения.
– У нее уши короткие…
– А у чепрашки ушей тоже нет, – подтвердила Наташа.
– Вы же только что говорили?! – возмутился я.
– Но ведь ты же чепрашку видел, – пожала плечами Женя. – Тебе лучше знать.
Но тут Наташа не выдержала и прыснула в кулак. Следом за нею расхохоталась и Евгения.
– Ну и что это за «чепрашка»? – не выдержав, улыбнулся и я.
– А бес ее знает, – небрежно отмахнулась Наташа. – Ее никто никогда не
– Не понял… А о чем тогда речь?
– Ну, ты про Лох-Несское чудовище слышал? – уже более серьезно продолжила она. – Его никто не видел, но все знают, что оно есть. Так и чепрашка. Водится, говорят, такой зверек в тундре, неуловимый, как кассир в день получки. Есть поверие, что встретить его к беде… – Она секунду подумала и уточнила: – Или к удаче. Никто никогда не видел, поэтому точно сказать нельзя.
– А как узнать, что это именно оно? – заинтересовался я. – Вдруг наткнусь?
– Очень просто, – Наташа широко развела руки в стороны и неопределенно поводила ими в воздухе. – Вот, в общем… Чепрашка, одним словом. У чукчей даже песня есть такая: «Чепрашка на сопке». Сама слышала.
– Это еще что, – припомнила Женя. – У них есть даже песня: «Ленин в тундре».
– Не может быть! – засомневался я.
– Может, может, – хором уверили девушки, и Евгения добавила:
– В чукотских краях Ильич, естественно, никогда не показывался, но тогда тематика «Ленин с нами» была одной из самых популярных.
Надо сказать, что обе наши красавицы провели молодость где-то за Полярным кругом. Кстати, обе выглядят до неприличия моложе своих лет. Наверное, сибирские морозы способны сберегать на века не только мамонтов.
– Когда я была дирижером национального чукотского хора, – улыбнулась Женечка, – то мы с руководительницей договорились, что буду обязанности переводчика исполнять. Языка, естественно, не знаю. Да там из приезжих никто его не знает. Мы с руководительницей условились, какие песни за какой исполняются, да так по очереди и объявляли – она на чукотском, а я на русском – перевожу, якобы. Вот выходим мы, она песню объявляет, следом я торжественно перевожу: чукотская народная песня «Ленин в тундре»! Тут весь зал как захохочет! Хор запел. Серьезно запевают, стараются. А в зале – все в покатушку лежат. Я к руководительнице, что случилось? А она: «Ты какую песню объявила?» «“Ленин в тундре“», – отвечаю. «А поют-то они – “Чепрашка на сопке”!» Такой вот зверек.
– Тебя не посадили?
– Не-а. Даже выговора не объявили. Русские ничего не поняли, а из чукчей никто стучать не стал.
– Лихо, – восхитился я, – все до буквы ухитрилась переврать. Зато теперь ясно, как ваш зверек выглядит. У меня дома даже миниатюра есть – «Чепрашка на броневике».
– А как снегурочка выглядит, ты знаешь? – хитро прищурилась Женя.
– Как?
– Прелестно, – заулыбалась Евгения. – Надо сказать, чукчи к морозу нечувствительны совершенно. В сорокаградусный мороз могут в одной рубашечке гулять, и даже насморка не получают. И вот сижу я как-то у Михеева. Не помню уже, зачем. Тапки, что ли, починить… На улице – минус тридцать пять. Вдруг распахивается дверь, в избу заскакивает голая, изрядно поддатая Танечка – комсорг, между прочим – и осведомляется: «Вы Костю не видели?» А из одежды на ней даже часов нету. У нас у всех – меня, Михеева, его жены – челюсти так и отвисли. Ну, Таня потопталась, потопталась, развернулась и ушла. Тут Михеевская девчонка и спрашивает: «Папа, а кто это был?» А мы с открытыми ртами еще минут пять сидели. Потом хозяин за тапки опять взялся, а сам говорит: «Кто, кто – Снегурочка!»
– А еще кто у вас в тундре водится? – потребовал я.
– Шайтан встречается.
– Это кто?
– Да вот, была такая история под Новый год. На улице – не меньше сорока пяти, да еще ветер, как в аэродинамической трубе. Мы в клубе концерт готовим…
Дверь распахнулась, заставив Женю смолкнуть на полуслове. Вошла наша Танечка Часнова, оглядела
– О-о, да сегодня все в сборе!
Таня, решительно закрыла дверь и громко зацокала к своему руководящему креслу.
– Даже наш вечный бродяга соизволил явиться. Ну, и кто чем сегодня занят?
– У меня, – растягивая слова полунапела Лена, – через два часа встреча в собесе, с Кондратюком.
– А я в ЗАКС уже убегаю, – Наташа Сабельская, спохватившись, принялась собирать сумочку. – Там пресс-конференция.
– Женя, а ты?
– Мне материал сдать надо, о французах, заказной.
– А ты, Сергей?
– Таня, – развел я руками, – ради вас я готов забыть про все свои мечты и надежды хоть на всю неделю.
– Это хорошо, – немедленно приняла жертву наша начальница. – Держи визитку, там какой-то прибор собираются в производство запустить. Сделай к среде. Только договорись с этим… разработчиком, сейчас. А то он куда-то на симпозиум собирается.
– Как скажете. – Я подтянул визитку и повернул ее к себе. – Салават Семенович Гупвар. Ничего себе имечко, трудно перепутать.
Глава 2
Раньше, помнится, эта больница носила имя пламенного революционера Куйбышева, а ныне разжилась покровительством какой-то святой, но как была обшарпанной социалистической лечебницей, так и осталась. Правда, раньше, по слухам, немало инструментов и материалов для хирургии доктора таскали из дома – вязальные спицы, помнится, прекрасно для аппарата Елизарова подходят, а обычные строительные гвозди – для фиксации костных осколков [37] . Хватает ли медикам на подобную щедрость нынешней зарплаты, не знаю.
37
За правильность терминов не ручаюсь, я журналист, а не медик.
На втором этаже дежурная медсестра нарычала, что я явился без сменной обуви, но, услышав фамилию Гупвара, смягчилась и указала кабинет заведующего терапевтическим отделением. Серая, тускло поблескивающая масляной краской дверь таилась в самом конце длинного, пахнущего лекарствами и гноем коридора, между белой каталкой и высокой грудой белья – надеюсь, грязного.
На стук хозяин кабинета дружелюбно откликнулся:
– Да-да, пожалуйста!
Я вошел, аккуратно прикрыл дверь, подошел к столу заведующего, на ходу представляясь:
– Здравствуйте, я из «Часа Пик», мы с вами до… го… – слова застряли в горле, и под конец я уже совсем не к месту выдавил: – Ага…
Салават Семенович Гупвар не смог произнести и этого. Он сидел, открыв от изумления рот и смотрел на меня, как на явление из иного мира. Что ж, его вполне можно понять – ведь не далее, как неделю назад он стоял в очереди на техосмотр и весьма откровенно болтал там с одним незнакомым мотоциклистом, который признался, как перебивал номера да двигателях.
Да, номера я перебивал, и ничуть не стыжусь этого. Дело в том, что мотоциклетный двигатель не отличается большим ресурсом, и как минимум раз в сезон его приходится перебирать. Вот и пришлось купить второй мотор, чтобы ездить на нем, пока первый в ремонте. А теперь представьте себе, что каждый раз в таком случае я должен являться на перерегистрацию, стоять в очереди, получать новые госномера, новый техталон, за все это платить, плюс налоги под госнастроение… Я что, похож на идиота? Я просто взял, да и перебил номер, и теперь у меня два двигателя под один документ. Так уж устроена наша страна – любое руководство стремится всеми силами испортить жизнь граждан, а люди в ответ просто плюют на все существующие правила и распоряжения… Но зато мне, в отличие от некоторых заведующих терапевтическими отделениями, никогда в жизни не приходило в голову угонять машины, чтобы разбирать их потом на запчасти…