Решала
Шрифт:
Меня высадили первым. Захожу в холодный дом, который основательно вымерз за время моего отсутствия. В нос сразу ударил запах гари. Стал нюхать внимательней. От соседей тянет, причём застарелый запах какого-то пожара. Задолбали эти соседи — то их менты шмонают, то подрезали кого-то, то в карты играют, устроили там катран. Сейчас вот запах чего-то сгоревшего. Не понять чего. Забор у них высокий. Идти будить? Да оно мне надо? Спать охота, завтра им отомщу. Включив ветродуйку и растопив печку, заполняю систему обогрева водой и, мечтая о скорой мести соседям, засыпаю. Мне на работу
Машина в гараже, но это по пути в универ. Легко завожу свою ласточку и еду в оргкомитет. Он на четвертом этаже в корпусе физиков.
— Смотри, какой шик! — трясет меня Генка с пятого курса.
Они сделали плакат-календарь со своими мордами, причём старались их корчить от души.
— Тринадцать студентов и одна студентка, — восторженно показывает пачку таких настенных календарей студент.
— Четырнадцать, — спорю я, посчитав мужские рожи.
— Яша два раза на плакате, — укоризненно говорит Генка, тыкая в две бородатые морды, не похожие, кстати. — А вот, смотри, валюта для «Дня физика». Назвали «один ноль».
— Так вы без меня всё сделали! И здорово вышло! — подхалимски хвалю я и пытаюсь свалить.
— Какое всё?! Плакаты рисовать надо, бумага, краска нужны. Ты обещал от крайкома!
— Хорошо, записываю что нужно, — покорно соглашаюсь я, так как и в самом деле обещал сокурсникам.
— Толя, привет! — в кабинет, где заседает наш оргкомитет, входит рыжая Зина с моего поселка. — Ты домой звонил? Бабушка у тебя в больнице лежит.
Глава 18
Новость меня взволновала до крайности. Толиковскую бабушку я полюбил сразу, и, собственно, тут, в СССР, я только из-за неё. Так бы уж давно на Лазурном берегу Франции жил. Но бабуля такого предательства Союза не поняла бы. И чего я раньше, например, из Москвы не позвонил домой?
— Спасибо, Зин, — благодарю я и спешу в деканат.
Там можно позвонить по межгороду.
С первой попытки не вышло, батя, очевидно, на работе, а мамы Веры почему-то нет дома. Может, с детьми гуляет или в магазин пошла? Минут через двадцать, за которые успел передумать много чего нехорошего, я, наконец, услышал голос своей новой родственницы. Нет, не мамы Веры, а сестрёнки, она успела раньше матери трубу взять. Впрочем, тут же её лишилась.
— Аппендицит, Толя, у неё. В пятницу операцию сделали под местным наркозом. Трудно у стариков диагностировать этот недуг, чуть не упустили. Да ты не переживай, я только что из больницы приехала. Бабушка хорошо себя чувствует уже. Ну, для своего возраста, конечно.
— Вы с грудничком поехали
— Нет, не на автобусе, райком нам машину выделил.
Блин, даже райком в курсе, один внук бестолковый ничего не знает. Хотя у бабули два внука — имеется ещё и мой двоюродный брат Генка. Ему, что ли, ещё звякнуть, поругать? Но, посмотрев на недовольное лицо секретарши деканата, злоупотреблять не стал. Поехал на работу. «А Зинка ничего такая, приятная девочка. Округлилась, где надо». Тьфу, кобель!
Еду в краевой спорткомитет — надо отчитаться за поездку, сдать документы, ну и разобраться… почему это члена олимпийской сборной СССР никто не встретил в аэропорту?
Там, в приемной Черных, уже томится Леонидыч, что не удивительно, мы так и договорились с ним.
— Жена, как про обмен узнала, очень обрадовалась! Тем более, Академ. А деньги — пятьсот рублей, что мне не хватает, отдадим потихоньку до конца лета, — шепнул он мне при встрече.
— А что, там совещание какое? — кивнул я на дверь приёмной.
— Не знаю, — пожал плечами тренер. — Всё сидят, и я жду. Позовут.
Леонидыч заметно нервничает. Оно и понятно — боится недовольства начальства по поводу московского инцидента!
— А кто там, у Владимира Михайловича? — негромко спрашиваю я у секретарши.
Я нашего главу краевого спорткомитета отлично знаю, и, собственно, у меня с этим сорокалетним крепкого телосложения мужиком отношения дружеские. Правда, общались с ним давно, последний раз ещё на проводах Федирко.
Секретарша, глянув на меня из-под очков (вот всегда поражался подобному умению глядеть мимо окуляров) и подумав, снизошла до ответа:
— Лукарь.
— О как! А чего он сам, а не пригласил? — удивился я. — Я зайду с вашего позволения?!
— Куда! — истерично крикнула секретарша, но я уже скрылся за дверью.
— Толя, тебя стучаться не учили? — возмутился хозяин кабинета, чуть не пролив коньяк, который наливал Ленкиному отцу и заму начальника УКГБ в одном лице.
— О! Кого я вижу! Анатолий Валерьевич! — полковник Лукарь отреагировал гораздо спокойнее.
Середина рабочего дня, в кабинете сидят два гаврика и бухают! А в приёмной полно народу. И отругать не могу, не по чину мне.
— Я не пускала! — в кабинет залетела разъярённая фурия из приёмной с дыроколом в руках, вроде как по шуму ещё и что-то уронившая в предбаннике.
— Лена, Леночка, всё нормально! Штыбе можно! — выставил за дверь лёгким движением руки Черных мою неминуемую смерть от дырокола.
— Ничего она не сонная, что ты наговариваешь на неё, Володя? — продолжил, как видно, разговор Лукарь.
— Будешь? — посопев, хозяин кабинета предложил и мне дозу коньяка.
— Я за рулём, — открещиваюсь я. — Я чего пришёл? В Саянах снегопады, а значит, скоро ваш центральный стадион снова станет водным! Зря русло Енисея сузили!
— Снегопады? А это при чём тут? — наморщил лоб Черных. — Епть! А ведь и правда — зима снежная, затопить меня могут, — заволновался Валерий Михайлович. — Это уже недели через три начнут сбрасывать! Валерий Ильич, пробей по своим каналам!