Решающий шаг
Шрифт:
Гнедой широкими шагами зашагал по кругу. Вот он остановился, поднял голову, понюхал сырой воздух. Побил о землю копытом, затем, навострив уши, громко заржал, завидев вдалеке коня.
Огненный взгляд гнедого, крутой изгиб его шеи снова заставили Артыка залюбоваться своим скакуном. Он взял стоявший у кибитки мешок с половой, подбавил сухой травы и все это понес к кормушке.
Из кибитки вышла миловидная круглолицая женщина лет пятидесяти, позвала молодого дейханина.
— Артык-джан, иди поешь, пока молоко не остыло.
— Иду, мать, — ответил Артык, похлопывая коня по спине.
Когда он, сидя у очага, с аппетитом закусывал, в кибитку вошла женщина из соседнего шалаша. Присев у порога, она стала разглядывать внутренность кибитки. Невольно вслед за нею повел взглядом вокруг себя и Артык.
Старый ковровый мешок с оборванными кистями, наполненный посудой, висел на женской половине, — казалось, кто-то выпятил там живот и раскинул руки. У той же стены притаился украшенный белой жестью сундук; на нем — пять-шесть выцветших одеял. По обеим сторонам решетчатой стенки в задней части кибитки уныло свисали два красных потрепанных чувала. Под ними распластались неопределенного цвета старые торбы. Две прокопченные папахи нашли себе место в углу на сучках деревянной подпорки. Противоположный угол занимали два больших чувала; на одном лежало сито, на другом — седло. У входа висели мотки черной веревки и тяжи из телячьей кожи. Передняя часть кибитки была застлана красной кошмой с вытертыми узорами да паласом с отрепанными краями, у очага лежал ветхий ковер. От свисавшего с купола кибитки тканого шнура с бахромой осталась одна основа, почерневшая от копоти. Концы шестов, поддерживающих купол, у выходного отверстия для дыма изогнулись, как рога у козла. Когда-то крашеная, а теперь уже облезлая и прогнувшаяся перекладина над входом напоминала истертую седлом, покрытую струпьями спину осла.
Соседка смотрела на кибитку Артыка, как на ханскую палату, и молила бога, чтобы он даровал ей такое жилище. Да и Артык любил свою старенькую, всю прокопченную дымом, в сто шестов и четыре крыла кибитку. Что с того, что у иных кибитки бывают в двести шестов и на восемь крыльев! Но всякий раз, когда Артык глядел на женскую половияу, ему казалось, что в ней чего-то не хватает и что лишь тогда, когда там сядет Айна, кибитка станет прекрасной.
— Ах, Нурджахан, — сказала соседка, покачиваясь на корточках, — если у тебя найдется время сегодня, будь добра, помоги натянуть основу для коврика.
— Как не помочь? Обязательно приду, помогу, — ответила Нурджахан, устраиваясь за прялкой.
— И ткать-то собираюсь пустяк, — продолжала соседка, — всего лишь торбочку для зерна.
— Ой, не говори, Биби! И торба в хозяйстве нужна...
Начинался обычный разговор, конца которому не предвиделось. Артык вышел из кибитки и стал седлать своего коня.
Глава вторая
Когда Айна вернулась домой, Меред, отец ее, собрался и поехал куда-то верхом. Мачеха Мама повесила бурдюк на столб у входа в кибитку, наполнила его сливками и, подпоясавшись платком, приготовилась сбивать масло.
— Айна, убери в кибитке, — сказала она, завидев падчерицу, и сунула в бурдюк мутовку на длинном черенке.
Быстро покончив с уборкой, Айна вышла из кибитки. Мама раскачивалась всем телом: туловище откидывалось назад, когда мутовка поднималась, и падало вперед, когда она опускалась. Грузная, рыхлая женщина дышала тяжело, лицо ее, гладкое и мясистое, покрылось потом. Айне стало немного жаль мачеху, и в то же время ей было смешно, что та пыхтит над такой пустяковой работой.
— Эй, дочка, не стыдно тебе стоять и смотреть, когда я работаю? — с укором проговорила Мама, заметив улыбку на лице Айны. — Разве это мое дело, когда ты дома? А ну-ка становись к бурдюку! — Бросив мутовку, она вытерла лицо пухлой ладонью.
Мама — женское имя, даваемое в честь бабушки со стороны матери.
Айна взялась за мутовку, а Мама прислонилась к кибитке, стараясь прийти в себя. Затем она сказала:
— Слышишь, Айна? Пока ты собьешь масло, я успею сходить к Нурсолтан. — И, накинув на голову платок, она отправилась к южному ряду кибиток.
Айна била мутовкой все сильней. Бурдюк то вздувался, то сжимался, издавая глухие, чавкающие звуки. Увлеченная работой, Айна ничего не замечала.
Артык ехал шагом. Он намеревался проехать в поле, но, поравнявшись с кибиткой Мереда, увидел девушку одну и натянул поводья. Белые обнаженные руки Айны ритмично поднимались и опускались, подобно крыльям большой птицы. Серебряные подвески, свисавшие с краев шапочки вдоль обеих щек, слегка колыхались и мягко позванивали. В кожаных башмачках без задников белели маленькие ножки.
Артык не знал, что ему делать — постоять немного или ехать дальше. Что скажет отец Айны, если увидит? Что подумает ее мачеха? Он то опускал, то натягивал поводья, не решаясь заговорить с девушкой. Но у Ар-тыка нашелся помощник: его гнедой вдруг пронзительно заржал. Айна испуганно отшатнулась. Увидев Артыка, она стыдливо опустила голову. Но от внимательного взгляда Артыка не ускользнуло ее волнение.
— Айна... — сказал он дрогнувшим голосом и осекся. Вместо ответа Айна бросила на смущенного джигита ласковый, ободряющий взгляд.
Не зная, как завязать разговор, Артык постукивал рукояткой плети о луку седла.
Гнедой, выгнув шею, грыз удила и нетерпеливо бил копытом. Артык поднял голову, огляделся вокруг и, не увидев кобылицы Мереда за изгородью, сказал первое, что пришло в голову:
— Где твой отец?
— Поехал в поле, — невнятно ответила Айна. Артык повеселел и снова спросил:
— А мать?
— Ушла на южную сторону.
Артык даже опешил немного. Если бы Айна сказала, что отец или мачеха дома, ему здесь нечего было б делать. Он улыбнулся и заговорил смелее:
— А ты совсем молодец. Айна! Оказывается, и масло сбивать умеешь!
Айна потупилась. А Артык выпрямился в седле и стал говорить уже более уверенно:
— Почему же ты молчишь, Айна? Или считаешь меня чужим?
— Нет, — тихо ответила Айна и смущенно прикрыла рукою губы.
— А вы разбогатели, видать. С чего бы это?
— Ой, что он говорит! Какое же тут богатство?
— Где нет богатства, может ли быть бурдюк масла?
— У нас всего две коровы.
— Только две? — переспросил Артык и, не зная, что говорить дальше, опять начал постукивать плеткой о луку седла.
Айна чувствовала, что Артык говорит не то, что хочет. «А что я отвечу, если он спросит о чем-нибудь важном?» — думала она и нехотя раз-другой ударила в бурдюк мутовкой.
Будто вспомнив о чем-то, Артык поднял голову и сказал:
— Айна, ты помнишь, как мы с тобой в детстве играли?
Склонив голову, Айна молча улыбнулась. Артык продолжал:
— А я не могу этого забыть ни днем, ни ночью. Мне даже во сне снится. Как мы гонялись друг за другом... Иногда я ловил тебя и...
Айна вздрогнула, но, сразу овладев собой, прервала Артыка: