Решительный и правый
Шрифт:
Стоять здесь было бессмысленно и подозрительно. Полонский выругал себя за мальчишескую оплошность, но ему внезапно повезло. Одна из портьер приоткрылась, от нее бесшумно отделился невысокий человек с курчавой, похожей на серый каракуль шевелюрой. Он выглянул в зал, увидел дремлющего официанта, покачал головой и, повернувшись к Саше, проскрипел с кавказским акцентом:
— Парень, принеси сотню папирос из буфета!
«Вот это подходящий случай познакомиться с посетителями», — подумал Полонский.
— Сейчас схожу, — ответил Саша и быстро пошел к буфету.
— Сотню папирос в пятнадцатый.
Буфетчица
Передал папиросы, но кавказец лишь презрительно взглянул на них.
— Зачем принес асмоловские? Верни, пусть даст сотню хороших, турецких.
Саша передал просьбу буфетчице, и она тут же достала из-под прилавка дорогую коробку.
«Ясно, что контрабанда, и отпускается не всем, — догадался Саша. — Значит, считает меня из их компании».
— Вот это настоящий табак! — воскликнул кавказец, принимая папиросы. — Вино пить будешь?
— Нет, я не пью, — ответил Полонский.
— На чем зарабатываешь — на червонцах или золоте? — словно бы в шутку, спросил кавказец.
— Нет, я студент.
— А, студент... Студент — это хорошо.
Человек, назвавший себя Суреном, снова заговорил с сильным акцентом:
— Пить не хочешь, бери папиросы. Десяток, два, сколько нужно. На память о приятной встрече. Будешь профессором — угостишь меня. А теперь извини, я занят.
Портфель кассира Шнабеля
Марантиди приехал в ресторан поздно вечером. Войдя в сумрачный, с высоким лепным потолком кабинет, устало сбросил шубу, тяжело вдвинулся в массивное, обтянутое плюшем кресло. День был утомительно бестолковым, ему хотелось отдохнуть, но мозг помимо его воли продолжал работать, как машина, прокручивая сквозь свои бесшумные валики один и тот же настойчивый вопрос: где взять деньги? На столе лежала небольшая серая бумажонка — извещение финотдела. Через три дня, не позже, надо было платить налог. Марантиди взглянул в окно. Шел крупный влажный снег, и Марантиди подумал, что пени неудержимо растут — они подобны снежному кому, который катится по склону горы, готовый рухнуть с каменного карниза опустошительной лавиной. Он вспомнил разговор с начальником финотдела. Начальник, человек с тяжелым, надвинутым на самые глаза лбом (на правой руке у него наивно голубел традиционный флотский якорек, обвитый канатом), был, как стальной сейф, непроницаемо замкнут.
— Честно говоря, — развел руками Марантиди, — вы нас ставите в очень жесткие рамки.
— Нет, — сказал начальник. — Все в норме. Мы за свободу торговли, но и за железную финансовую дисциплину. Налоги придется выплачивать до копейки.
— Понимаю, — сказал Марантиди. — Больше вопросов нет.
Но вопросов было великое множество, и все они сводились к одному, главному: где взять деньги?
У него задергалась левая щека, и он начал ее осторожно поглаживать.
С крупными контрабандными и валютными операциями пришлось покончить. Дохода, который приносил ресторан, едва хватало на то, чтобы латать многочисленные прорехи. Даже жена не догадывалась о той немыслимо парадоксальной ситуации, в которой он оказался в последнее
Недавно ему удалось приобрести за бесценок три рыболовные шхуны, намертво впаянные в донской лед. Он заверил местные власти, что эти столетней давности посудины с его помощью выйдут на рыбную ловлю в Азовское море. Рыба была нужна, и власти быстро оформили купчую: они не знали истинных намерений Марантиди — взять на одной из шхун курс к причалам Константинополя. Он энергично принялся за дело. Осталось лишь отремонтировать изношенные моторы. Но тут-то и началось то, что было возможно только в России. Предприятия требовали деньги вперед: чтобы выполнить заказ, им нужно было... приобрести сначала станки!
Почти весь день он провел на бирже, пытаясь заключить выгодную сделку. Стоимость старых денег неудержимо падала. Биржу била лихорадка, у валютчиков и аферистов трагически дрожали лица — в такие дни за один час можно было или разориться, или приобрести состояние.
Марантиди на риск не шел. Он не имел права на азартную игру. Его партии были рассчитаны с математической точностью — от первого до последнего хода. И — бог свидетель — Марантиди никогда не проигрывал. До революции он пользовался неограниченным кредитом, у него был собственный сейф в Донском банке.
В 1917 году проиграл весь его класс. Было от чего опустить руки. Он терпеливо ждал своего часа. И к нему снова потекло золото, этот великий и единственный регулятор жизни.
Золото хранилось в одном из международных банков. Оно было неприкосновенным фондом. В нем овеществлялось будущее Марантиди — возможность той спокойной, обеспеченной жизни, к которой он привык в прошлом. Но вот сейчас ему нужны свободные деньги, сейчас, здесь, а их-то почти не было. И в мозгу настойчиво прокручивался один и тот же вопрос: «Где взять эти деньги?»
Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет быстро вошла жена Марантиди.
— Что тебе, Нина? — недовольно спросил он.
— В ресторане чекисты! — Она говорила торопливым, срывающимся шепотом: — Закрыли все входы, проверяют документы. Наверное, будет обыск.
— У тебя остались камни от зажигалок и табак?
— Слава богу, днем все продала.
— Значит, нечего волноваться. Иди в буфет, твое место там. Посмотри в зеркало, ты размазала помаду... — Он встал, подошел к окну, вгляделся в снежную мглу. — Скоро все это кончится. Мы могли бы давно уехать, но я не хочу возвращаться на родину бедным родственником.
— Аршак, я все время думаю: вдруг тебя арестуют?..
— До этого дело не дойдет. Я осторожен.
— Говорят, по всему городу идут обыски.
— Как раз это меня и успокаивает. Чекисты шарят вслепую.
В дверь постучали.
— Нина, ты готова? — Он посмотрел на жену, улыбнулся: все будет хорошо. Остановился посреди кабинета, подождал — посетителей, кто бы они ни были, должен встретить уверенный в себе хозяин почтенного заведения. И, когда в дверь постучали еще раз, сказал громким, спокойным голосом: — Да, да, войдите!