Республика Святой Софии
Шрифт:
Во-первых, очень спорно, что одна религия нравственнее другой. Во вторых, в конце XV в., когда христианство, согласно свидетельству источников, утверждается по всей Новгородской земле и в самом Новгороде повышается религиозность горожан, по сравнению с более ранними временами, распри внутри Новгорода не прекратились. Более того, христианские летописцы отмечают увеличение «неправды» в Новгороде. Поэтому, на мой взгляд, не стоит говорить о том, что, «обуздав свои языческие обычаи» и «обретя четкую опору в христианстве», новгородцы тем самым способствовали политическому прогрессу в Новгороде.
Официальные сборники церковных поучений, а также трактовки некоторых событий во владычном летописании в исследуемый период не отражали в большинстве случаев реального положения вещей в новгородской епархии. В них было показано, какими желали бы видеть своих духовных детей священнослужители, действительность же была гораздо сложнее письменных канонов. Вот лишь один пример из источников, подтверждающий данный тезис: митрополит Киприан в конце XIV в. писал псковскому духовенству: «А мужи бы к святому причастью в волотах не приходили, но снимаа вотолы; а на ком пригодится опашень или шуба, а они бы припоясывались» [29] .
29
РИБ. Т. VI. С. 242.
Возмущение митрополита вызвала манера псковичей носить верхнюю одежду внакидку («на опаш»), не подпоясывая. Напомним, что в христианской традиции пояс являл собой символ смирения плоти. Киприану, приехавшему на Русь из Константинополя, показалось верхом неприличия являться в церковь в неподпоясанной верхней одежде. Простым горожанам, одетым в вотолы, митрополит просто запретил входить в церковь в верхнем платье. Иное дело бояре, которые щеголяли в церкви друг перед другом богатыми шубами и опашнями. На Руси повсеместно бытовал обычай одевать в церковь все самое лучшее. Митрополит понимал, что заставить бояр снять символы своего богатства — шубы и опашни — он не сможет. Киприан приказал подпоясывать эту одежду. Неизвестно, послушались ли приказа в Пскове, однако в Новгороде (а Псков и Новгород входили в одну церковную епархию) призыв митрополита не был услышан. На иконе середины XV в. «Молящиеся новгородцы» новгородские бояре стоят в церкви в распахнутых опашнях, накинутых на плечи. Обычай оказался сильнее запретов митрополита всея Руси.
В целом анализ историографии позволяет сделать вывод о недостаточной изученности роли церкви в политической и социальной жизни Новгорода XIV–XV вв. при наличии значительного количества исследований, посвященных истории рассматриваемого периода. Представляется необходимым глубже разобраться в вопросе о религиозном мировоззрении средневековых новгородцев, иначе невозможно понять феномен Новгородской республики, во главе которой фактически стоял православный архиепископ, но при этом в Новгородской земле повсеместно сохранялись языческие традиции и справлялись дохристианские обряды, о чем сохранились свидетельства в источниках. Отмечавшие данный феномен исследователи так и не дали ответа, на чем же в таком случае основывался авторитет новгородского владыки. А ведь авторитет этот был огромен, о чем также свидетельствуют источники.
Основная группа сведений о новгородской церкви содержится в летописях новгородского круга [30] . Сведения о строительстве и росписи новгородских храмов, собранные из разных источников, содержатся в Новгородской третьей летописи («Книга, глаголемая Летописец Новгородский вкратце церквам божиим»). Бесценный материал для восстановления истории владычной кафедры в XV в. предоставляет летопись Авраамки [31] . В процессе исследования были проанализированы псковские летописи и летописные своды других русских земель [32] . Их сопоставление помогло составить более полную и внутренне непротиворечивую картину событий исследуемого периода.
30
НПЛ. М.-Л., 1950; Новгородская летопись по списку П. П. Дубровского. — М., 2004; НКЛ. — СПб., 2002; НЧЛ. — М., 2000; СПЛ. М., 2000; Новгородская вторая летопись // ПСРЛ. Т. XXX. М., 1965; Новгородская третья летопись // ПСРЛ. Т. III. СПб., 1841; Новгородская пятая летопись. Вып. 1 // ПСРЛ. Т. IV. Ч. 2. Пг., 1917; Софийская первая летопись старшего извода // ПСРЛ. Т. VI. Вып. 1. М., 2000; Софийская вторая летопись // ПСРЛ. Т. VI. СПб., 1853.
31
Летопись Авраамки (Летописный сборник, именуемый Летописью Авраамки) // ПСРЛ. Т. XVI. М., 2000.
32
Псковская первая летопись // ПСРЛ. T.V, вып. 1. М., 2003; Псковская вторая и третья летопись // Псковские летописи. Вып. 2. М.-Л., 1955; Приселков В. Д. Троицкая летопись. М., 1950; Ермолинская летопись // ПСРЛ. Т. XXIII. М., 2004; Никаноровская летопись. Сокращенные литописные своды XV в. // ПСРЛ. Т. XXVII. М.-Л., 1962; Московский летописный свод конца XV в. // ПСРЛ. Т. XXV. М.-Л., 1949; Рогожский летописец // ПСРЛ. Т. XV. М., 1922; Никоновская летопись (Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью) // ПСРЛ. Т. IX–XIV. М., 2000; Летопись по Воскресенскому списку // ПСРЛ. Т. VII–VIII. М., 2001; Типографская летопись // ПСРЛ. Т. 24. М., 2000; Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). М.-Л., 1950.
Помимо сообщений о событиях и фактах, имеющих прямое отношение к изучаемой теме, летописи содержат и такой своеобразный материал, как даты, которые могут служить источником для характеристики религиозно-политической жизни того времени. Имеются в виду даты, выбор которых зависел от воли духовных либо светских феодалов: начало или окончание крупного строительства, освящение храма, посвящение в сан, отправление в поход и т. д. И светские и духовные правители Новгорода стремились придать определенную идеологическую окраску своим деяниям, приурочивая их к определенным памятным дням согласно месяцеслову.
Вторым видом источников являются акты, которые во многом дополняют сведения летописей о роли православной церкви в Новгородской республике. Акты сообщают много ценных сведений о религиозном сознании людей Средневековья [33] . В новгородских актах можно найти множество статей (клаузул) религиозного содержания, отражающих характерное для Средневековья умонастроение — это богословская преамбула ряда актов, отдельные компоненты диспозитивной, удостоверительной, запретительной частей [34] .
33
ГВНиП. М.-Л., 1949.
34
Черкасова М. С. Новгородские акты XII–XV вв. как источник для изучения религиозного сознания средневековой Руси // ПНиНЗ. Великий Новгород, 2002. Ч. 1. С. 61–67.
Владычные грамоты, т. е. послания патриархов и митрополитов в Новгород и Псков, составляют еще один значительный по объему и содержанию комплекс источников [35] . Эти грамоты касаются истории развития новгородской и псковской церквей, взаимоотношений духовенства со светским обществом. В грамотах затрагиваются вопросы церковного и гражданского судопроизводства, структуры и материальных основ существования церкви, нравственного состояния священников.
Сведения о роли владычной кафедры в социально-политической жизни Новгородской республики содержатся в Новгородской и Псковской судных грамотах [36] . Статьи, определяющие рамки судебных полномочий владыки (в Пскове — владычного наместника), ярко характеризуют степень влияния архиепископа на повседневную жизнь горожан.
35
Памятники древнего канонического права // РИБ. Т. VI. СПб., 1880.
36
Новгородская судная грамота // Памятники русского права. Вып. 2. М., 1953. С. 212–218; Псковская судная грамота // Хрестоматия по истории СССР. С древнейших времен до конца XV века. — М., 1960. С. 567–586.
Следующая группа сведений заключена в литературных памятниках. Житийная литература, восходящая в своей основе к летописным свидетельствам, нередко включает элементы устного народного творчества. Особенно значительными в этом отношении представляются апокрифические произведения, отразившие оценку деятельности святителей самими новгородцами. Среди житийной литературы особо следует выделить Житие Михаила Клопского [37] . Это нетипичный для житийной литературы рассказ о необычном человеке, написанный вскоре после его смерти. Многочисленные подробности жития доказывают, что большинство эпизодов записывалось очевидцами событий. Учитывая, что Михаил Клопский принимал живое участие в политической жизни Новгорода XV в., его житие является весьма ценным историческим источником.
37
Повесть о житии Михаила Клопского // ПЛДР. Вторая половина XV в. М., 1982. С. 334–349; Житие Михаила Клопского // Изборник (сборник произведений Древней Руси). М., 1969. С. 414–431.
Особо важный и интересный материал по истории новгородской церкви содержится в иностранных источниках. К ним относятся записки путешественников (Гильбера де Ланнуа и Сигизмунда Герберштейна) [38] , а также письма и документы Петрова подворья, общины немецких купцов Ганзы в Новгороде. В своих грамотах ганзейские купцы, приезжающие по торговым делам в Новгород, рисуют подробную картину жизни города, отмечая те бытовые и политические моменты, которые зачастую не находили отражения в летописях [39] .
38
Новгород и Псков в начале XV в. (Гильбер де Ланнуа) // Хрестоматия по истории СССР. М., 1960. С. 545–549; Герберштейн С. Записки о Московитских делах // Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев. С. 31–150.
39
Сквайре Е. Р., Фердинанд С. Н. Ганза и Новгород. Языковые аспекты исторических контактов. М., 2002.