Республика. Охота на бургомистра
Шрифт:
– Но в таком лесу, полк не больше, чем капля в море.
– Финны отличные разведчики, капитан.
– А моя основная задача – ликвидация Воскобойника.
– В самом зародыше придушить эту фашистскую партию и ликвидировать главных участников этой республики. И в первую очередь именно Константина Воскобойника. Но для начала вам нужно закрепится в Локте. И попасть на одну из должностей в их администрации. Можно в полиции. Хотя если это будет администрация бургомистра Воскобойника – еще лучше. Но это дело трудное. И я не уверен, что у вас получится.
– Для меня готова легенда?
– Я работаю над этим, капитан. А что вы сами думаете?
– Я думаю, что мне стоит появиться в Локте как перебежчику.
– Из Красной Армии? Вас будут тщательно проверять. Лишком сложно. И рискованно.
– Но в полицию лучше всего попасть бывшему военному.
– Это так, но времени у нас не так много. А перебежчика они станут проверять и проверки будут такие, что вы достигнете результата, даже в случае успеха, не ранее чем через полгода. Да и по телосложению вы, скорее бухгалтер, чем военный.
Нольман оценивающе смотрел на капитана. Свиридов был среднего роста и худощавого телосложения. А сейчас лагерь оставил следы на его лице и фигуре.
– Вас бы немного подкормить, капитан.
– Я готов работать, товарищ старший майор.
– Я бы сразу определил, что вы сидели в лагере, Свиридов. Это «написано» у вас на лице. Хотя сейчас такое время, что многие лица меняет война. И меняет до неузнаваемости.
– Я могу представиться кем угодно. Если не дезертир из Красной Армии, то могу быть уголовником.
– Вы? Нет. Это плохая легенда.
– Но я сидел в лагере и мир этот изучил за два года хорошо.
– Ну, какой из вас уголовник, Свиридов? Сразу видно, что если вы сидели, то сидели по политической статье. А это нам не подходит для легенды. Вас придется слишком долго готовить. А ныне это неприемлемо.
– А если мошенничество? Тоже уголовная статья.
– Нет, – снова покачал головой Нольман. – Для вашего задания не годится. Вы должны не просто заучить легенду, что для вас придумают, но вы должны стать иным человеком, дабы там выжить. Ведь у нас нет сведений о том, кто нам будет противостоять в Локте. Кто там представляет разведку по линии СД? Кто возглавляет там местную полицию? Мы не знаем. В это наша беда, Павел Петрович. Мы знаем лишь про Воскобойника и Каминского. Потому работа вам предстоит сложная и опасная.
– Я готов.
***
Локоть.
Управление полиции Локотского самоуправления.
Провокатор.
Декабрь, 1941 год.
К начальнику уголовной полиции Третьяку завели плотного коренастого мужчину с квадратным давно небритым лицом. На столе лежало личное дело.
Ткачук Антон Иванович. В прошлом уголовник. Сидел за разбой. Третьяк, как бывший работник прокуратуры, хорошо знал его статьи.
– Прошу вас садится, Антон Иванович.
Ткачук сел.
Начальник полиции внимательно смотрел на прибывшего.
«Ну и рожа у этого Ткачука, – подумал он. – Глаза словно иглы. Взгляд недобрый. Я такого бы дал удавить в лагере и дело с концом. А они его прислали к нам. Хотя, если подумать, может оно и лучше».
Третьяк знал, что такое уважение и как люди это ценят. Поэтому избрал стандартную тактику. Сначала показать кто здесь главный, а затем дать понять агенту, что его ценят.
Он еще раз прочитал характеристику, данную Ткачуку начальником лагеря. Оберштурмфюрер Кауфман написал, что Ткачук был хорошим агентом. Трижды предотвращал побеги. Кауфман никогда его бы не отпустил, но Ткачука провалил другой провокатор. Пришлось его эвакуировать, тем более что он понадобился службе СД.
– Вы состояли в должности провокатора в концентрационном лагере, и начальство вас ценило высоко.
Ткачук сверкнул глазами. Очевидно, что слова начальника полиции ему не понравились.
– Вам обидны мои слова, герр Ткачук? Но разве я в чем-то ошибся? Вы не состояли в должности провокатора?
– Я был информатором.
– А есть разница? Вы втирались в доверие к людям, а затем их предавали? Так? Но это и называется «провокатор». Так отчего вы скорчили такую недовольную мину, герр Ткачук? Я пригласил вас для серьезного разговора. И отсюда вы или пойдете к расстрельному рву или в помещение для подготовки.
– К расстрельному? – удивился Ткачук. – Но мне обещали…
– Мне нет дела до того, что вам обещали, Ткачук.
– Оберштурмфюрер Кауфман сказал мне…
– Мне нет дела то того, что сказал вам неизвестный мне Кауфман. Вы сейчас в моей власти. Ваша жизнь в моих руках. Или вы думаете, что вы нужны немцам из СД? Нет. Вместо вас приведут из лагеря еще десяток людей, что не станут проявлять недовольство!
– Виноват, господин начальник полиции! – Ткачук вскочил со своего стула.
Приём сработал.
– Так лучше. Садитесь. У меня для вас важное дело, Ткачук. И я должен быть в вас уверен. Ибо если я не сочту вас полезным, то вы, как отработанный материал, который знает много, отправитесь на тот свет.
– Я готов сотрудничать, господин начальник.
– Просто Иван Петрович. И я хочу вам добра, Антон Иванович. И работа, что я вам предлагаю, это работа провокатора. Мне сейчас нужен именно провокатор.
– Я все понимаю, Иван Петрович. И я готов.
– Вы бывший уголовник.
– Так точно!
– Да вы бросьте ваш официальный тон, Антон Иванович. Вы сидели за разбой, не так ли?
– За разбой, точно так.
– И проявили в то время редкую изобретательность. И это качество нам может пригодиться, если вы своих навыков не растеряли, Антон Иванович.
– Не растерял, Иван Петрович. В этом можете быть уверены, что я должен сделать?
Третьяк ответил:
– Организовать побег.
– Побег?
– Вы организуете побег из нашей тюрьмы для пятерых заключенных.
– Отсюда значит? Но я не понимаю, вас, господин начальник. Зачем бежать из вашей тюрьмы. Я ведь провокатор, как вы сказали.