Республиканские Коммандо: Огневой контакт
Шрифт:
Дарман в последний раз окинул взглядом горизонт, чувствуя, будто отворачивается от кого-то бегущего к нему.
– Я иду, – сказал он и пристроился в хвосте очереди. Когда транспорт взлетел, он смотрел на завихрившуюся пыль, уменьшающиеся скалы, и разбросанные удаляющиеся клочки растительности, пока Геонозис не стал просто скучным красным пятном.
Он все еще мог продолжить поиски на "Непреклонном". Еще ничто не было кончено.
* * *
Корабль скользнул
В переполненном солдатами ангаре пахло потом, запоздалым страхом и дерущим горло запахом нечищеных бластерных винтовок. Но было так тихо, что если бы Дарман не видел изможденных и раненых людей, он бы поклялся, что за последние тридцать часов не случилось ничего серьезного.
Палуба содрогалась под подошвами его сапог. Он все еще смотрел сверху вниз на всех, разглядывая знакомые узоры геонозианской пыли, покрывавшей их… когда такая же пара сапог попала в поле зрения.
– Номер? – голос тоже был его собственным. Командир провел по нему сканером; ему не требовался номер Дармана, или еще что-то – сенсоры в улучшенной катарнской броне безмолвно поведали о его статусе. Нет серьезных ранений. Медкоманда на Геонозисе ему только помахала ему вслед, сосредоточившись на раненых и игнорируя тех, кому уже нельзя было помочь и тех, кто мог помочь себе сам. – Ты меня слышишь? Давай, говори, сынок.
– Все в порядке, сэр, – ответил он. – Сэр, РК-один-один-три-шесть. У меня нет шока. Я в порядке, – он сделал паузу. Никто больше не собирался называть его "Дарман" – как во взводе. Они все погибли, и он это знал. Джай, Вин, Тейлер. Он просто знал. – Сэр, какие-нибудь новости о РК-один-один-три-пять?
– Нет, – ответил командир, который, наверное, слышал такие же вопросы каждый раз, как останавливался для проверки. Если они не в лазарете или не занесены в этот список, значит, новостей и не будет.
Глупо было спрашивать. Кому как не Дарману было знать об этом. Клон-солдаты – и особенно республиканские коммандо – просто работали. Это была их единственная цель. И, как говорил сержант-инструктор, они были счастливчиками; в обычном мире каждое существо каждой расы волновалось о своей цели в жизни и искало ее смысл. Клонам это было не нужно. Клоны – знали. Они прекрасно подходили для своей роли, и сомнений у них никогда не было.
Дарман вообще не знал, что такое "сомнение" до нынешнего дня. Никакие тренировки его к этому не подготовили. Он отыскал место у переборки и сел.
Клон-солдат примостился рядом, втиснувшись на оставшееся пространство и коротко стукнув своим наплечником о наплечник Дармана. Они глянули друг на друга. Дарман редко контактировал с другими клонами: коммандо тренировались отдельно, включая ЭРКов. Броня солдата была белой, полегче, хуже защищала; коммандо пользовались куда более совершенной защитой. И на Дармане не было никаких цветных знаков отличия.
Но оба они точно знали, кто есть кто и кто есть что.
– Неплохая "дисишка", – с завистью сказал солдат. Он смотрел на "ДС-17": солдатам выдавали более тяжелые и менее совершенные винтовки "ДС-15". – Ионный бластер, бронебойный реактивный гранатомет и снайперка?
– Да, – все в его снаряжении было высшего качества. Жизнь солдата – менее ценна, чем жизнь коммандо. Таков был порядок вещей, и Дарман его никогда не оспаривал – никогда в течение долгого времени. – Полный комплект.
– Здорово, – солдат кивнул в знак согласия. – Работа закончена, так?
– Да, – тихо ответил Дарман. – Работа закончена.
Солдат больше ничего не сказал. Может, он решил быть осторожным, говоря с коммандо. Дарман знал, что солдаты думали о нем и ему подобных. Они не тренируются как мы и не дерутся как мы. Они даже не говорят как мы. Сборище примадонн.
Дарман не считал себя надменным. Просто он мог выполнить любую работу, которую могли поручить солдату, вроде штурма, подавления восстания, освобождения заложников, взрывов, убийств, наблюдения и любых действий пехоты на любой территории и в любой среде, в любое время. Он знал, что может – потому что уже делал это. Он это делал на тренировках, сперва на симуляторах, и потом – с живыми мишенями. Он работал со взводом, тремя братьями, с которыми он провел всю сознательную жизнь. Они сражались против других взводов, тысяч подобных им… и одновременно непохожих. Потому что они были братьями по взводу и это было отличием.
Однако, он никогда не умел жить отдельно от взвода. Сейчас он учился этому, наихудшим способом из всех.
Дарман был абсолютно уверен, что принадлежит к числу лучших солдат для спецопераций, какие только бывают. Его не отвлекали заботы о семье и зарабатывании на жизнь – инструкторы говорили, что о таких вещах лучше никогда не знать.
Но сейчас он был одинок. Очень, очень одинок. И это – отвлекало.
Он обдумывал это довольно долго, в молчании. Выжить, когда остальной взвод погиб – тут нечем гордиться. Вместо этого он чувствовал что-то, что сержант-инструктор называл "стыдом". Примерно то же чувствуешь после проигранной битвы.
Но они победили. Это была их первая битва, и они победили.
Трап "Непреклонного" опустился, и внутрь ворвался яркий свет солнца Орд Мантелла. Дарман надел шлем без размышлений и встал в шеренгу, ожидая разгрузки и переназначения. Его ждала заморозка, и хранение в анабиозе до тех пор, пока он не понадобится снова.
Так значит, таковы были последствия победы. Он подумал – а насколько хуже себя чувствуешь после поражения?
* * *