Ретенция
Шрифт:
Слушая его, я понимаю, насколько важные вещи он до нас доносит. В голове тут же рождается мысль, что, возможно, испытание, через которое я прошёл, было оправданным. Ещё два часа мы метаем ножи. У меня получается уже заметно лучше, чем в прошлый раз. Ближе к вечеру Нори зовёт нас всех на ужин. Мы направляемся в основное помещение лагеря Плодородия.
Свободный стол теперь заставлен тарелками, в центре – две больших кастрюли из нержавеющей стали. Другой стол, который раньше был заставлен техникой, тоже наполовину освободили, чтобы разместить там еду. Конусы света от слабых
Нори и Раварта разливают суп по тарелкам, раскладывают хлеб и прочую еду. Левия, сидящая рядом с Хенриком, смотрит ему в глаза, качает головой и хитро улыбается. Они играют в свою игру, правила которой ясны лишь им одним.
В углу, у полотна, закрывающего вход, трое незнакомых мне ребят лет шестнадцати о чём-то беседуют. Один постоянно чешет коленку, искусанную комарами или мошкой. Вероятно, он недавно вернулся с окраин, возможно, даже был в лесу. Я вновь ощущаю тоску по родным местам, вспоминаю одноклассников. Где они все сейчас? Чем занимаются? Я сажусь на третий стул от края, справа плюхается Алекс, слева – Абиг. Нори наливает мне несколько поварёшек наваристого супа, почти до самых краёв тарелки.
В моём сознании её улыбка сливается с ароматом супа, закрепляя положительную ассоциацию. Возможно, теперь я всегда при виде подобной еды буду вспоминать Нори. Я улыбаюсь в ответ. Урчащий желудок поторапливает меня. Суп с овощами оказывается невероятно нежным, с идеально выдержанным количеством соли и специй. Раварта садится напротив меня, справа от неё отодвигает стул Тод. До меня доносится, как Дилан ворчит на брата в другом конце стола. Клацанье ложек о тарелки становятся интенсивнее. Алекс быстро закидывает в рот ложку за ложкой. Абиг скатывает серый хлеб в шарики и кидает в бульон. Я так никогда не делал.
– Очень вкусно, – говорю я, глядя на Нори, сидящую по диагонали от меня.
– Всё натуральное, сами вырастили, – растягивая губы в добродушной улыбке, произносит Нори.
– Вкус и правда отличается, – добавляю я.
– Ещё бы! – произносит Шелена. – Пластмассовая капуста с резиновым мясом никогда не дают такого вкуса!
Зачем она говорит про пластмассовую капусту? Она же не химическая. Я собираюсь сказать еще что-нибудь похвальное про суп, когда внезапно распахивается дверь, и в помещение входит мужчина лет шестидесяти пяти. Он направляется прямо к столу, выискивая что-то или кого-то своими выцветшими глазами. Грубая щетинистая красноватая кожа обтягивает его шею. На нём помятая серая рубашка, местами пропитанная маслянистыми пятнами.
– Нори, – сипит он, медленно подходя к столу. По концентрации продуктов распада спирта в воздухе, я понимаю, что он недавно пил.
– Вилли, давай садись, – Нори встаёт и берёт мужчину под руку. Она кидает несколько виноватый взгляд в мою сторону, растерянно осматривается. Раварта смотрит в тарелку, Тод делает вид, что не обращает внимания на этого человека. Вероятно, для Нори это кто-то близкий. Она пододвигает к себе ещё один стул и усаживает Вилли. Они перекидываются несколькими фразами, и я догадываюсь, что это ее муж.
– Как у вас дела на работе? – спрашивает Нори у нас с Тодом, пододвигая тарелку с супом ближе к Вилли.
– Эм, – я немного в растерянности от подобного вопроса. – Ничего особенного.
– Мы ждём, что Пош скажет Трэю, – спокойно произносит Тод, отламывая кусок хлеба. Раварта смотрит на меня.
– А что он мне должен сказать? – не выдерживаю я.
– Информацию о том, что именно Корпорация будет делать с технологией управления беспилотниками.
– Эм… ну там же всё очевидно, они будут её улучшать, вернее, они поручат это мне…
– Это да, – перебивает Тод. – Но меня интересует, как именно.
Я пожимаю плечами.
– А, этот герой с нейрошлемами? – вдруг встревает в беседу Вилли, таращась на меня своими бледно-серыми глазами.
– Вилли, ешь, пожалуйста, спокойно. Дай ребятам поговорить, – одёргивает его Нори.
– А что такого? Мне же тоже интересно узнать, что там эта кучка конченных идиотов из Корпорации опять затевает. – Запах алкогольных продуктов добирается до моего носа. Я стараюсь не вдыхать.
– Вилли, угомонись! – сердито произносит Нори. – Трэй, извини, что он перебивает.
– Ничего страшного. У Тода ведь и на работе будет время, чтобы сообщить мне что-то важное, – я вопросительно смотрю на Тода.
– Да я и здесь могу всё рассказывать. В принципе, у нас нет секретов.
– Смотрите, чтобы и вас не поглотило сумасшествие учёных. А то тоже промоют вам мозги, и начнете восхвалять корпоратов, – смеётся Вилли. И все замолкают. Тод краснеет:
– Заткнись, Вилли! – выпаливает он.
Вилли хочет ещё что-то сказать, но Нори дёргает его за плечо, и он осекается.
– Не все учёные плохие, – произношу я спустя несколько секунд.
– По-видимому, из хороших только вы с Тодом и остались, – успевает сказать Вилли, пока Нори вновь его не дёргает за руку.
– В Корпорации есть разные люди. В том числе и те, кто работает на благо других. Ага! И создают ГМО, а ещё накачивают еду всякой дрянью.
– Ну это уже не учёные, а руководство и те, кто на этом зарабатывает деньги.
– Но учёные создали зло! Нет ничего страшнее генных модификаций!
– Вообще-то в ГМО самих по себе нет ничего плохого, – не выдерживаю я.
– Ага, тогда что же ты за семенами в институт полез? – встревает в разговор Дилан. С той стороны стола прокатываются смешки. Там сидят ещё двое ребят, которых я не знаю. Видимо, подпевалы Дилана.
– Если серьёзно, изначально ГМО создавались как полноценные продукты. Если курица несла пять яиц в неделю, а нужно было десять, приходилось её модифицировать. В целом структура самих яиц оставалась такой же. Это как выпить не один стакан натурального молока, а два. Еще пример: люди, страдающие диабетом, умирали из-за нехватки инсулина. В бактерию был встроен ген инсулина – и производство препаратов возросло в разы, что спасло жизнь миллионам людей. – Я пытаюсь объяснить на доступных примерах, хоть и немного упрощаю научные факты.