Ретенция
Шрифт:
– А, понятно. Сегодня объявят… – Она не успевает дошептать.
Тод толкает локтем Агафию в правый бок, она тотчас разворачивается и одаривает его сердитым взглядом. Он задирает бровь, хмурится и едва заметным движением головы указывает в сторону говорящего начальника отдела. Мы оба смолкаем.
– В этом году мы запускаем новый масштабный проект, уважаемые коллеги, – продолжает вещать начальник Пош, – по нейроуправлению дистантными объектами с помощью трансляторов волновой активности мозга.
«Что-то знакомое, – проносится в моей голове, – говорят же про нашу разработку». Мои мысли где-то далеко.
– Занимается этими исследованиями вместе с написанием дипломной работы по этой же теме мистер Коулман, – глядя в мою сторону и хитро улыбаясь, произносит Пош. – Мистер Коулман у нас главный претендент на то, чтобы возглавить лабораторию нейроуправления дистантными объектами силами нашего мозга.
«Что?! – разрывается внутри меня. – Возглавить лабораторию?!!»
– Мистер Коулман, приподнимитесь, пожалуйста, пусть все на вас посмотрят, – глядя на меня в упор, просит начальник Фредерик Пош.
Я встаю, заливаясь краской. Мой взгляд косится вправо на Агафию. Вообще-то это она должна возглавить лабораторию, она старше и опытнее. Мне будет девятнадцать, а ей уже двадцать четыре. Она намного дольше меня работает в Корпорации. Я стараюсь не вглядываться в выражение её глаз. «Чёрт, всё равно поймал», – думаю я, больно прикусывая губу. В её взгляде читается недоумение вперемешку с растерянностью, такой, какая случается обыкновенно с людьми, ожидавшими услышать нечто совсем иное, касающееся их самих.
– Так вот, мистер Коулман, – продолжает Пош, – может возглавить лабораторию в случае, если успешно сдаст выпускные экзамены, которые у него через три… эээ, верно ведь? Или четыре?.. – уточняет он.
– Что? – не сразу соображаю я, но тут же вдруг включаюсь и отвечаю: – Через двадцать четыре дня.
– Ну и славно. Мы желаем успехов мистеру Колуману, – подбадривающе произносит Пош. – Садитесь, пожалуйста.
Я выпалил число двадцать четыре, потому что каждый день отсчитываю дни до начала экзаменов. Самого значимого события в моей жизни. От них зависит всё дальнейшее в моей судьбе. Работа, карьера, жизнь в Центральном округе и, конечно, судьба Никсы.
Ещё несколько минут начальник говорит о приоритетных исследованиях, о планах по выделению дополнительных средств отделу. Все сидят с каменными лицами и молча слушают, даже Агафия. Я могу лишь догадываться, о чём она думает.
В конце собрания все тихо, почти бесшумно поднимаются со своих мест и начинают расходиться. Первым встаёт из-за стола Карвин с бледным, как белая мука, лицом и зализанными набок тёмно-русыми волосами. За ним поднимается Тод, почти одновременно с ним встаёт Агафия. Я сижу не шелохнувшись, пока не остаюсь один на один за столом с начальником, всё ещё окаменелый и даже испуганный.
– Это личное распоряжение главы корпорации, – кивая и улыбаясь, говорит мне начальник Пош, просматривающий очередной отчёт на поверхности стола с его стороны.
– Да, спасибо.
– Мы в вас верим, мистер Коулман, – последние слова Поша перед тем, как он встаёт и уходит.
Я тоже медленно поднимаюсь и выхожу. В голове нервом натянуты несколько мыслей о том, что делать дальше. «Какое вообще дело президенту самой большой Корпорации до меня? – встревоженно думаю я. – Может, Пош всё врёт, чтобы меня как-то взбодрить? – проносится следующая мысль. – Да вроде Пош не такой человек. Во всяком случае не замечал за ним такого».
Я следую дальше по коридору, направляясь в сторону нашей лаборатории. Ворох тревожных мыслей продолжают вертеться в голове. Я не боюсь ответственности, нет, напротив, я хотел бы повышения, но сейчас оно меня пугает. Опыта ещё совсем мало в моей практике. Да и если само высочайшее руководство обратило на меня внимание, значит, должность ответственная. «Или, быть может, им нужно найти крайнего, – всплывает в сознании, – человека, на которого можно будет свалить неуспех всего проекта. Вот и нашли молодого и неопытного меня. И всё! Конец карьере! Скажут, что опростоволосился, и уволят в лучшем случае, а ещё ведь и в тюрьму посадить могут за какое-нибудь нецелевое расходование выделенных средств. Никому не докажешь, что деньги тратил на дело, а что-то пошло не так». Глаза мои бегают по полу, когда я пересекаю входной проём, ведущий в лабораторию.
Последующие несколько часов невероятно утомительны, в голове копошатся мысли. На Агафии лица нет. Она держится молодцом, выдержки ей не занимать, сама ещё одолжит тому, кто попросит. Но бледность и лёгкая рассеянность выдают её внутреннее смятение. Она старается мне даже улыбаться, когда я спрашиваю, где взять тот или иной передатчик сигналов из мозга.
Сегодня у нас по плану подключать к вискам и лбу миниатюрные электроды, которые воспринимают сигналы мозга и могут передавать их на любое устройство, в котором есть выделенный приёмник. На следующей неделе нам предстоит опробовать электроды – передатчики мыслей из мозга в действии на тяжёлых летательных аппаратах. В Корпорации тестируют новые типы разведывательных манёвренных воздушных судов. Они хотят, чтобы пилоты управляли ими силой мысли.
– Как ты? – выдерживаю я дружественный тон, обращаясь к Агафии, когда Тод и его напарник Блэйн отходят в конец лаборатории за электродными платами.
– Ты о чём? – спокойно спрашивает Агафия, закрепляя шилообразный тонкий электрод прямо посередине макушки головы белой лабораторной крысы, обездвиженной миорелаксантом.
– Ну, эээ, – тут я понимаю, что не знаю, как именно подойти к теме. – Ну я о словах Поша…
– Всё в порядке, Трэй, руководству виднее.
– Ты серьёзно? – недоумеваю я.
– Абсолютно, – отрезает Агафия. – Лучше помоги мне зафиксировать электрод.
Я умолкаю и беру крысу за шею двумя пальцами одной руки и тут же перехватываю крохотный затылок её черепа свободной кистью. В воздухе запах палёной кости. Агафия трепанирует животному череп, чтобы добраться до мозговой ткани. В колледже я всегда ненавидел экспериментальную нейрохирургию, но здесь без неё никак. Чтобы зарегистрировать активность отдельных клеток мозга и сравнить с сигналом, подаваемым на внешние электроды, нужен доступ к живым тканям. Со времён двадцатого века ничего лучше этого изобрести так и не удалось. Надеюсь, когда-нибудь исследователей и врачей перестанут учить на живых организмах, а оставят их симуляции.