Ретранслятор
Шрифт:
Однако, как ни удивительно, но бой продолжался. Несколько раз ощутимо тряхнуло. Потом послышался топот, и бравые экзосолдаты, пополнив запасы патронов, угрохотали куда-то в сторону грузовых лифтов. Обычные пассажирские наверняка не потянули бы такое количество железа. Пару раз, пока я неуверенно ковылял мимо, проносили ханоевых бойцов с огнестрельными ранениями. Понять, что за проблема у бойца, было не сложно. Казалось, полковник перенес под землю все свои силы, штаб и людской ресурс.
— Огнестрельное, пять сорок пять, готовьте кровь такой-то группы и операционную…
— Ножевое, пробито легкое…
— Контузия, шрапнель…
Мать вашу, да что же там у вас происходит?
Палату
— Ты отдыхай пока. — В палату пробился Арсений. — Я на минуту, только сообщить. С Димой все хорошо, только обезвожен. Сейчас откапывают, да на витамины посадили. Мишаня и вовсе отделался парой царапин, везучий, сукин сын. Однако везение это вполне объяснимо. Не зря я его не чувствовал толком. Всех мог пощупать за карму, всех без исключения, а вот маленького паразита вряд ли вообще когда-либо придется.
Вот такой вот неоднозначный был этот бывший учитель информатики, а ныне адъютант одной из самых влиятельных личностей, не побоюсь этого слова, государства Ханоя. Говорил загадками, многое умалчивал, был всегда сам себе на уме, но главное, поставленной цели добиваться умел.
Несколько часов пришлось провести в полном безделье, наблюдая за тем, как мозг последовательно восстанавливает псионический ресурс, а затем принимается за врачевание плоти, сращивая мышцы, латая кожу, ставя на свои места ребра, поломанные в схватке с диким, существом странным, загадочным и страшным одновременно. Происходило это, к слову, не без болевых ощущений. Сам процесс заживления виден мне не был, но вот то, что творилось внутри, заставляло сжимать кулаки и вцепляться зубами в подушку. К третьему часу я уже был мокрый как мышь. Пот лил ручьями, слабость накатывала волнами, в какой-то момент откатывая и уступая место непонятной нездоровой бодрости. Бодрость сменялась апатией, подкатывала тошнота, кости начинало ломить так, будто по тебе прошлись бетонным катком, и не просто прокатились, а продолжают движение по сей момент.
Надо ли говорить, что сам процесс реабилитации настолько застал меня врасплох, что я даже и не заметил, как в комнате появился Ханой и, осторожно присев в кресло рядом с кроватью, сосредоточенно смотрел на мои гримасы.
— Доктор, — ни с того ни с сего не выдержал суровый городской правитель, за плечами которого было немало казней в общем-то вполне себе невинных людей. — С этим можно что-то сделать, помочь?
Появившийся рядом с постелью эскулап только развел руками.
— Увы, — мягко произнес врач, сверяясь с показаниями приборов и регулируя дозатор в капельнице, — но псионическая регенерация вообще штука сложная. В нормальном состоянии его повреждения для обычного человека закончились бы летально, для псионика средней руки послужили бы билетом на больничную койку дней на семь, а то и больше. Тут же налицо феномен, неизученный и, судя по всплескам энергии, что регистрируют датчики, — палец доктора указал в сторону притулившегося сбоку монитора, чей экран был заполнен постоянно меняющимися столбцами из цифр, — я бы дал на откуп и силу природы.
— Ты, мой друг, на откуп-то давать не спеши, — хищно оскалился полковник. — Если вот этот тип, — кивок в мою сторону (Боже, как бесцеремонно говорить о присутствующих в третьем лице), — отбросит копыта, ты последуешь вслед за ним. Понял меня?
Ханой шутить не любил, точнее шутить по поводу своих обещаний. Раз сказал, что на тот свет отправит в случае неудачи, то ведь именно так и поступит. Доктор повадки дражайшего патрона тоже знал неплохо, и, вмиг сменив пигмент лица, закивал и бросился куда-то к закромам. Не иначе за обезболивающим. Не скрою, за добрую дозу морфина я бы, наверное,
— Что там? — прохрипел я, почему-то указывая на потолок.
Комендант нахмурился, в который уже раз, и процедил сквозь зубы:
— Война, мой друг. Последняя война.
Реабилитация проходила без малого неделю и за это время произошло много чего, о чем стоит упомянуть особо. В первую очередь, конечно, я был удостоен чести, и меня вновь посетил полковник, с которым у меня состоялся долгий и очень, по-моему, странный разговор. Как-то после обеда войдя ко мне в палату, он присел рядом и, пошарив во внутреннем кармане, вытащил пожелтевшую фотографию с затертыми краями.
Фото было явно любительское, снятое на „Смену“ и затем произведенное на свет впотьмах домашних лабораторий советских кустарей-фотографов времен Хрущева-Брежнева и прочих генсеков. Фотка как фотка, если не учитывать одного, того, кто на ней был запечатлен. Справа, ясно дело, полковник, а в ту пору, судя по форме, зеленый лейтенант с горящим взглядом и ясным лицом, не отягощенным еще всей мразью этого мира. Мартов с фотографии, и тот Мартов, что сейчас сидел рядом со мной и внимательно наблюдал за реакцией вашего покорного слуги, были людьми разных эпох, разных принципов и, по-видимому, мировоззрений. Но бог с ним, с летехой из двадцатого века, а вот его приятель, неулыбчивый хмурый тип с начисто выбритым черепом и тяжелыми морщинами на лбу кого-то мне напоминал. Тонкий, почти аристократический нос, выступающий подбородок, глубоко посаженные глаза и уголки губ, опущенные чуть вниз, а главное — шрам. Большой, уродливый, квадратный, такой не просто заработать. Тут уж либо в ходе аварии, но думаю, в те времена могли бы и получше сработать. Оставался еще вариант с проектом „Заря“, но комендант в ту пору был еще слишком юн, а сам проект наверняка пребывал в зародыше или вовсе не существовал.
— Похож, — пожал я плечами. — И что с того? Мало ли похожих людей на этом свете?
— Экий ты, Андрей Петрович, подозрительный, — улыбнулся Ханой. Встав, он отнял у меня фото и бережно спрятав его обратно в карман, направился на выход. Добравшись до двери, Мартов вдруг остановился и, обернувшись, обронил: — Завтра будем кино смотреть. Проектор рабочий нашли, пленки подтащили. Сейчас первая база из второй дурь выбьет, и смогу людей до склада послать. Готовь, Скворцов, попкорн и интерес, будем развлекаться.
Впрочем, до киносеанса, обещанного бывшим шефом, прошло еще пару дней, а за это время в моей палате побывало еще много разных гостей. Первым, разумеется, появился Дима, свежеподстриженный, побритый, обзаведшийся новым камуфляжем из запасов Валентина Адамовича и его подземной братии.
— Странно тут все, — заключил мой приятель пир, усаживаясь в гостевое кресло. — Ханой на поверхность не рвется. Там наверху сущий ад, и его неохота ввязываться в драку понятна, но он и до первой атаки, едва в комплекс вошел, запечатал все выходы и настоятельно рекомендовал своим бойцам стрелять на поражение, если кто без его личной подписи на документе пожелает покинуть пределы бункера.
— А что там наверху? — вяло поинтересовался я. Действие обезболивающих до сих пор давало о себе знать, и я по большей части дремал или пялился в книжку, оставленную сердобольной медсестрой, так что растрясти себя для разговора с псиоником было сродни гимнастике для ума и тела одновременно.
— Не поверишь, — тяжко вздохнул Дмитрий. — Локальный военный конфликт. Территории, к слову, атаку баз отбили, и, по слухам, наглухо завалив подступы к своей кубышке, вышли с тыла и дали базам такой бой, что не приведи боже. Поговаривают, что даже танки видели, но это, наверное, примерещилось кому-то с перепуга.