Ретрогенетика (Оглянись, генетика !)

Славный майский день завершился небольшой образцово-показательной грозой с несколькими яркими молниями, жестяным нестрашным громом, пятиминутным ливнем и приятной свежестью в воздухе, напоенном запахом сирени. Районный центр Великий Гусляр нежился в этой свежести и запахах. Пенсионер Николай Ложкин вышел на курчавый от молодой зелени, чистый и даже кокетливый по весне двор с большой книгой в руках. По двору гулял плотный лысый мужчина – профессор Лев Христофорович Минц, который приехал в тихий Гусляр для поправки здоровья, подорванного напряженной научной деятельностью.

Николай Ложкин любил побеседовать с профессором на умственные темы, даже порой поспорить, так как сам считал себя знатоком природы.

– Чем увлекаетесь? – спросил профессор. – Что за книгу вы так любовно прижимаете к груди?

– Увлекся антропологией, – сказал Ложкин. – Интересуюсь проблемой происхождения человека от обезьяны.

– Ну и как, что-нибудь новенькое?

– Боюсь, что наука в тупике, – пожаловался Ложкин. – Сколько всего откопали, а до главного не докопались: как, где и когда обезьяна превратилась в человека.

– Да, момент этот уловить трудно, – согласился Лев Христофорович. – Может быть, его и не было?

– Должен быть, – убежденно ответил Ложкин. – Не могло не быть такого момента. Ведь что получается? Выкопают где-нибудь в Индонезии или Африке отдельный доисторический зуб и гадают: человек его обронил или обезьяна. Один скажет: «человек». И назовет этого человека, скажем, древнеантропом. А другой поглядит на тот же зуб и отвечает: «Нет, это зуб обезьяний, и принадлежал он, конечно, древнепитеку». Казалось бы, какая разница – никто не знает! А разница в принципе!

Минц наклонил умную лысую голову, скрестил руки на тугом, обтянутом пиджаком животе и спросил строго:

– И что же вы предлагаете?

– Ума не приложу, – сознался Ложкин. – Надо бы туда заглянуть. Но как? Ведь путешествие во времени вроде бы невозможно.

– Совершенная чепуха, – ответил Минц. – Я пытался сконструировать машину времени, забрался во вчерашний день и там остался.

– Не может быть! – воскликнул Ложкин. – Так и не вернулись?

– Так и не вернулся, – сказал Минц.

– А как же я вас наблюдаю?

– Ошибка зрения. Что для вас сегодня, для меня вчерашний день, – загадочно ответил Минц.

– Значит, никакой надежды?

Профессор глубоко задумался и ничего не ответил.

Дня через три профессор встретил Ложкина на улице.

– Послушайте, Ложкин, – сказал он. – Я вам очень благодарен.

– За что? – удивился Ложкин.

– За грандиозную идею.

– Что же, – ответил Ложкин, который не страдал излишней скромностью. – Пользуйтесь, мне не жалко.

– Вы открыли новое направление в биологии!

– Какое же? – поинтересовался Ложкин.

– Вы открыли генетику наоборот.

– Поясните, – сказал Ложкин ученым голосом.

– Помните нашу беседу о недостающем звене в происхождении человека?

– Как же не помнить.

– И ваше желание заглянуть во мглу веков, чтобы отыскать момент превращения обезьяны в человека?

– Помню.

– Тогда я задумался: что такое жизнь на Земле? И сам себе ответил: непрерывная цепь генетических изменений. Вот среди амеб появился счастливый

мутант, он быстрее других плавал в первобытном океане или глотка у него была шире… От него пошло прожорливое и шустрое потомство. Встретился внук этой амебы с жуткой хищной амебихой – вот и еще шаг в эволюции. И так далее, вплоть до человека. Улавливаете связь времен?

– Улавливаю, – ответил Ложкин и добавил: – В беседе со мной нет нужды прибегать к упрощениям.

– Хорошо. Мы, люди, активно вмешиваемся в этот процесс. Мы подглядели, как это делает природа, и продолжаем за нее скрещивание, отбор, создаем новые сорта пшеницы, продолжаем эволюцию собственными руками.

– Продолжаем, – согласился Ложкин. – Хочу на досуге вывести быстрорастущий забор.

– Молодец. Всегда у вас свежая идея. Так вот, после беседы с вами я задумался, а всегда ли правильно мы следуем за природой? Природа слепа. Она знает лишь один путь – вперед, независимо от того, хорош он или плох.

– Путь вперед всегда прогрессивен, – заметил Ложкин.

– Тонкое наблюдение. А если нарушить порядок? Если все перевернуть? Вы сказали: как бы увидеть недостающее звено? Отвечаю – распутать цепь наследственности. Прокрутить эволюцию наоборот. Углубляясь в историю, добраться до ее истоков.

– Нам и без этого дел хватает, – возразил Ложкин.

– А перспективы? – спросил профессор, наклонив голову и прищурившись.

– Это не перспективы, а ретроспективы, – сказал Ложкин.

– Великолепно! – воскликнул Минц. – Чем пользуется генетика? Скрещиванием и отбором. Нашу с вами новую науку мы назовем ретрогенетикой. Ретрогенетика будет пользоваться раскрещиванием, открещиванием и разбором. Генетика будет выводить новую породу овец, которой еще нет, а ретрогенетика – ту породу, которой уже нет. И ученым не надо будет копаться в земле. Заказал палеонтолог в лаборатории: выведите мне первого неандертальца, хочу поглядеть, как он выглядел. Ему отвечают: будет сделано.

– Слабое место, – заявил Ложкин.

– Слабое место? У меня?

– Ваш неандерталец жил миллион лет назад. Вы что же, собираетесь миллион лет ждать, пока его снова выведете?

– Слушайте, Ложкин. Если бы мы отдавались на милость природе, то сорта пшеницы, которые колосятся на колхозных полях, вывелись бы сами по себе через миллион лет. А может, и не вывелись бы, потому что природе они не нужны.

– Ну, не миллион лет, так тысячу, – не сдавался Ложкин. – Пока ваш неандерталец родится да еще своих предков народит…

– Нет, нет и еще раз нет, – сказал профессор. – Зачем же нам реализовывать все поколения? В каждой клетке закодирована ее история. Все будет, дорогой друг, на молекулярном уровне, как учит академик Энгельгардт.

– Ну ладно, выведете вы что было раньше. А что дальше? Какая польза от этого народному хозяйству?

Ответ на свой вопрос Ложкин получил через три месяца, когда пожелтели липы в городском саду и дети вернулись из пионерских лагерей.

Лев Христофорович стоял у ворот и чего-то ждал, когда Ложкин, возвращаясь из магазина с кефиром, увидел его.