Ретроград: Ретроград. Ретроград-2. Ретроград-3
Шрифт:
– Мы прослушали то, что лежит на поверхности, товарищи. Но есть еще один немаловажный фактор. Здесь находится руководитель одного из направлений, которое может существенно повысить нашу обороноспособность. Так вот, не далее, чем вчера ночью, диверсионная группа, возглавляемая помощником военного атташе Германии майором Хойзе, попыталась осуществить покушение на товарища Нестеренко, с целью похитить или уничтожить его, и еще одного нашего конструктора, находившегося в той же машине. По показаниям участников покушения, Хойзе приказал похитить товарища Нестеренко и вывезти его в Германию. Это абсолютно недружественный акт со стороны разведки иностранного государства. Что обращает в ноль Ваши договоренности с Риббентропом, товарищ Молотов. Сегодня ситуация еще более ухудшилась! По недоразумению или злому умыслу совершенно секретная информация об открытии у нас нового крупного месторождения нефти стала известна
Я встал, собрался с мыслями и духом, и начал:
– Я находился на трибуне в седьмом ряду справа от Мавзолея. Примерно в 20–30 метрах от делегации Германии. Обратил внимание на человека, снимавшего на кинокамеру все, что его интересовало на параде. Он стоял по правую руку от посла Германии в СССР. Одет в гражданскую форму одежды. Он снимал людей, стоящих на трибуне, где, в основном, находились работники оборонной промышленности. Снимал технику, самолеты и войска. Камера у него совершенно новая, с длиннофокусным объективом. Особенно тщательно снималась техника. При этом он постоянно пользовался ручкой изменения фокуса. Затем я услышал из уст диктора сообщение об открытии нового месторождения в Поволжье. Человек прекратил снимать и требовательно начал разговаривать с послом. То есть, этот человек в иерархии рейха занимает место выше, чем посол. Насколько мне известно, в настоящее время немецкое посольство имеет маломощную радиостанцию в своем распоряжении, и использует самолеты Люфтганзы для связи с Берлином. Ближайшим рейсом в Берлин отправится информация, имеющая стратегическое значение. Имею все основания предполагать, что она существенно повлияет на разработанные планы Гитлера в отношении СССР. В случае начала войны, гитлеровцы ударят в сторону Поволжья, где местность наиболее удобна для их техники. Необходимо помешать немецкой разведке доставить эти данные Гитлеру. У меня все.
– Садитесь, товарищ Нестеренко. Вопросы?
– Но информацию слышало большое количество людей! Весь Союз! В том числе, и все агенты абвера.
– Человек, в том числе и Левитан, может ошибаться. Читал одну бумажку, она упала, сказал по памяти. Но в завтрашних и сегодняшних вечерних газетах должна прозвучать иная информация, где вместо Поволжья будет фигурировать полуостров Мангышлак, пески Кара-Кум, Небит-даг, на выбор. А бригада из Астрахани, которая была упомянута, находилась там на вахте. Своих нефтяников нет, вот центр, Москва, и прислал их открывать туркменскую нефть. Пара фотографий на фоне песков, нефть там есть, только объем ее меньше и топать солдату дальше, а танки дотуда вообще без ремонта не дойдут.
– Идея – хорошая! – подхватили чекисты практически хором, они же сами вспомнили о многотиражках в Поволжье.
– Я прошу не забыть этого «ганса». Если он доложит Гитлеру о Поволжье, Гитлер поверит ему, а не абверу. Он и его пленки не должны долететь до Берлина. И еще, товарищи. Несколько недель возле нашего испытательного центра работала абвер-команда. И та же камера могла снять те машины, которые проходили испытания в центре. Или записать звук новых двигателей. Вы меня понимаете, товарищ Сталин.
– Теперь я Вас отчетливо понимаю, товарищ Нестеренко. Товарищ Серов! Вы понимаете, что необходимо сделать?
– Совершенно отчетливо. Немец, его фамилия Арманн. Он – группенфюрер СА, прибыл четыре дня назад из Берлина, работал в Испании, принимал участие в разгроме компартии Германии. Он долететь до Берлина не должен. Самолет упадет в лесистой зоне Белоруссии. Откажут все три двигателя.
– Товарищи Молотов и Деканозов! Ваша задача успокоить наших немецких «друзей», в кавычках, и принести им искренние соболезнования от лица всего советского народа. Товарищ Нестеренко, ваш вопрос решен. Увидимся за столом. Еще раз, с праздником.
А Сталин, все-таки, иезуит, изувер и, как его, во! Редиска! Самое страшное ругательство в Советском Союзе! Последними словами хочется обругать, но все по порядку! Иначе не поймете моего возмущения. В общем, с совещания меня выпроводили, и наладили вниз в зал Советов, так у них Георгиевский зал назывался. Был там однажды, когда диплом доктора получал. Ельцин зал таким количеством украденного у народа золота украсил, что глазам больно смотреть было. Сейчас здесь много скромнее, золота не видно. Стены украшены «соцреализмом», смотреть особо не на что. Перед входом регистрашка, как обычно, берут приглашение и выдают бумажку с номером столика. Чуточку раньше столы выставляли по-другому, как мне сказал Филин, буквой «п», и стулья ставили с обоих сторон стола. Сейчас столики на четверых, с проходами между ними, как ресторане. Места для танцев не оставили, посетовал Александр Иванович.
– В 38-м тут Чкалов такую «барыню» отплясывал! Любо-дорого посмотреть! Но народу больше стали приглашать. Растет страна! Богатеет! И культуры стало больше! У тебя какой столик?
Я показал табличку, оказалось, что нас рассадили по разным местам. Но ничего, Филин сказал, что с соседями всегда можно договориться. Еще никто не рассаживался, а бродили все по коридорам и курилкам. Сталина не было, а без него не начинали. Праздник несколько затягивался. Затем шум стих, раздались аплодисменты, и к столикам у заднего входа из противоположных дверей стали выходить члены Политбюро и Правительства. Седой, как лунь, Калинин жестами пригласил всех рассаживаться. Я подошел к своему столику, увидел свою фамилию: Никифоров, и сел. Справа от меня сел сам Поликарпов, слева – незнакомый мне человек, а ко мне подошел молодой летчик, лет тридцати, майор. Немного потоптался у столика, затем он обошел стол и сел напротив, решив не беспокоить пожилого человека и полковника. Тут вошел Сталин, все встали и зааплодировали. Сталин подошел к небольшой трибуне, где стоял микрофон, и произнес короткое приветствие всем собравшимся с годовщиной Октября. Предложил всем сесть и наполнить бокалы. Майор, как самый молодой, проявил инициативу, разлил по рюмкам водку, зачем-то взял карточку с моей фамилией, и заменил ее своей. Я опустил глаза и увидел там «Нестеренко С.С». И тут до меня доходит, что на той карточке не мои инициалы. Там были буквы «Т» и «Л». Смотрю на летчика и понимаю, что вижу фотографию деда, только одной шпалы у него еще нет. Не так я представлял себе эту встречу! Совсем не так! Я же хотел ему Ла-11, именной, подарить, чтобы мог сопровождать бомберов до самого Берлина. И на тебе! Сижу, как дурак, напротив деда, под чужой фамилией, и должен каждое слово обдумывать, чтобы «ОВ» чертово не нарушить. До этих «Ла-11» как до Пекина босиком, да по колючкам! А он, вот он, сидит напротив меня и разговаривает с Поликарповым, что новую машину только что испытал. На ухо ему, втихаря от меня, название машины говорит. А что за мужичка слева посадили – хрен его знает. Тихон Лукич и его, и меня, игнорирует. Он знает только Николая Николаевича, а мы ему мешаем. Между тостами знакомлюсь с соседом: Березин его фамилия, приехал в златоглавую, чтобы встретиться с главным конструктором НИИ ВВС, который написал, что его пулеметы не стреляют. Я, правда, так не писал, и ни фига не подписывал такого. Письмо прислали из другого ведомства. Я – зверь, и ни фига не понимаю в самолетном вооружении. Вот такой слушок пополз по наркоматам. Этим со мной поделились приватным характером после того, как вторую или третью бутылку раскупорили. Я особо и не лез. Мне деда в качестве упрека хватало.
– Святослав Сергеич! Давайте все к нам, мы там столик освободили и сдвинули! Николай Николаевич! Как Вам наш новый зам? Это он ваш «Ишачок» переделал! Вот такая машина получилась!
Возникла глухая и тупая пауза. Всем было неудобно. Мне за то, что не мог представиться, как есть. Сижу под чужой фамилией, на чужом месте и в чужом времени. И остальным, потому как на меня каждый по ведру помоев вылил. Первым очухался Поликарпов:
– Да я, как бы, домой собрался, Александр Иванович, не шибко себя хорошо чувствую.
– Если это из-за меня, то не стоит обращать на это внимание, Николай Николаевич. Это мой позывной по ВЧ. Под ним и записали. Михаила Евгеньевича я, извините, не знал, поэтому и представился, как представился. Ну и майора Никифорова – тоже. Позвольте представиться: Никифоров, Святослав Сергеевич, главный конструктор ОКБ НИИ ВВС. Извините. Это я домой собирался.
– Какой домой, Слава, ты о чем?! Так, разговоры и обиды в сторону, все за мной! Тихон Лукич, не отставай! Тебя это тоже касается, и даже больше всех остальных! Но ты об этом узнаешь последним! Не положено! – генерал уже крепенько приложился, но трезвость мыслей не терял.
– Да никуда я не пойду! – ответил я.
– Я – тоже! – подтвердил Поликарпов. – Ты, Саша, себе американца выписал? Вот и сиди с ним, хоть в обнимку! А я – в госпиталь. У меня режим и обследование.
– Я – тоже никуда не пойду.
– А это кто такой? – спросил у меня Филин.
– Березин, конструктор УБТС и УБС, которые стоят на «долгоносиках».
– Вот, заразы! Пересраться успели! – генерал вложил большие пальцы сзади за ремень гимнастерки. – Твоей машины хватит, все едем в НИИ. И это – приказ! Всем понятно? Слюни можете оставить здесь! За мной! Без разговоров!