Ретроспект: Исток

Моключенко Виктор Александрович

– А чего тебя с Шахт обратно кинули?

Шуня сбросил увесистую тушу стонущего Жоры и рухнув наземь бахнул по кустам, из которых вывалился разорванный надвое слепыш и потом еще раз, смотря как разлетается голова пса. Что ни говорите, а обрез в ближнем бою нужная вещь. Он лихорадочно перезарядился и ухмыльнулся, стирая с лица кровавые брызги, наблюдая, как стая шарахнулась в кусты. Без волколака слепыши довольно трусоваты, если уверенно и внезапно грохнуть одного, то они не будут рисковать, и прыснут во все стороны. Могут долго тащится следом, пуская слюни и слушая мысли, но на расстояние выстрела уже не подойдут. А может оставить Жору? Вон какие у них бока тощие, прям жаль смотреть, а Жора то еще не сдох, стонет, значит, мозги работают. Он вопросительно взглянул на Серегу, но тот, словно прочитав его мысли, отрицательно покачал головой. Выискался тут слюнтяй-правдолюбец, мать его. Можно подумать, эта бычара им потом спасибо скажет, если конечно встанет. Он скосил глаза на кровавую дорожку, наклонился над Жорой и потуже затянул насквозь

пропитавшиеся кровью жгуты. Не из сострадания, еще чего - что бы по следу не пошла какая голодная тварюга. Тут это запросто. Хотя им то что? Кинут этого борова, а сами белками на первое же попавшееся дерево. Только не больно-то приятно смотреть, как его будут по частям раздирать и растаскивать по окрестностям кишки. И пока они будут на дереве висеть, дожидаясь пока Жору сожрут, устраивая драки за особо вкусные части, запросто может грянуть прорыв. Дождь и прочее это все фигня, можно подумать, что они не висели вот так вот сутками. Висели, только ведь и довисеться можно, придет, значит, такой добрый белый пушистый котик, раскроет клыкастую вампирью пасть и начнет убаюкивать, пока вконец голову не заморочит и жертва сама к нему не слезет. Рыдая от умиления и пушистости, а эта пушистость она ведь с зубами. И чем больше пушистость – тем страшнее клыки! Факт. Придет к схрону, такой вот котик, и будет, сука, сутками сидеть, намурлыкивая голову, пока последний пацан, как мышь из норки, не выйдет на съедение. И ведь сожрет сука, сожрет и не подавится. Запросто может пару человек умолотить, а потом, перебирая куцыми лапами, поползет переваривать в свое логово. Так что если видите котика, пацанчики, бегите со всех ног, бегите, пока он вам их не выдернул и не отгрыз вместе с задницей. Котика даже волколак уважает, и предпочитает не связываться, потому что знает - чем пушистее котик, тем страшнее конец.

– Откуда мне знать? Перетерли Бритый с Упырем о чем-то своем, тот на меня ствол навел, чтобы я не дергался, и впереди себя погнал через тоннель и аномалии до самых Шахт, падла позорная. Долго они базарили с Фиксом, о чем конкретно не знаю - с Упыря уже не спросишь, стоит в «свече», дожаривается. Когда обратно возвращались, на меня байбак кинулся, зубами схватил и давай трепать как тузик грелку. Я этому ору – стреляй, а он ржет и пальцем тыкает. Дотыкался, скотина, пока ржал, сзади него «свеча» всплыла и всосала. Ну, я байбака по харе двинул, ногу еле вырвал и ходу. Ствол цапнул по ходу, что от Упыря остался, так что есть у нас, Серый, калаш припрятанный, патронами только разжиться.

– А если Жора стукнет? – скосил на быка загоревшиеся надеждой глаза Серега, бросая вперед по тропе болт. Болт пошел как надо и, разогнавшись в центрифуге до сверхзвуковой скорости, прошил рассевшегося на тропе матерого крысиного волка. Крысы, ахнув слаженным хором, подхватили сраженного грозным оружием предводителя на спины и потащили оплакивать в свой подземный крысиный город.

– Ну, ты Серый даешь! А если однажды этот болт возьмет да и войдет в аномалию не так, криво, что тогда?

– Тогда это будет мой последний бросок. Но, еще до того как я его брошу, чувствую как он войдет в аномалию, как она его примет, раскрутит… зря нас с тобой с голыми руками месяцами в аномалии гоняли? Вот и пришлось учиться. Тут оружием становится все, если хочешь жить, а если нет – то вот тебе «свеча» или «пелена», масса вариантов, а выход только один. Если сделать все правильно, то обыкновенный болт, легший правильно в аномалию может пробить броник на расстоянии до трехсот метров. Откуда ты думаешь, у Креста такая дыра в башке образовалась?

– Так это ты этого садиста порешил?
– распахнул глаза Шуня – все думали, его сталкер с винтаря снял. Крест ведь совсем страх потерял, в открытую волну на сталкеров погнал, ну и получил пулю, туда ему и дорога.

– А что мне еще оставалось делать? Смотреть как он ложит ребят одного за другим в «пелене» и «воронках»? Мало он нас скармливает морокам да шкилябрам, посылая в такие норы от одного упоминания о которых волосы шевелятся, так еще со сталкерами ввяз. Он первым бы драла дал, если бы сталкеры в конец бы рассвирепели и обложили нас как волков. А какие там волки, щенки одни, пацанва. Такие как мы с тобой, кого в Зону по дури заманили, порассказав сказок. Сталкеры ведь не будут разбираться кто ты там, пулю влепят между глаз и все. Хорошо, если сразу откинешься, не мучаясь, а если подранком останешься что тогда? Закрывать глаза руками и ждать когда за тобой придут? Ведь, придут Шурка, придут. Помнишь Мишку? Того самого которого даже и не спрашивали, а просто так по голове дали и очнулся уже тут, а над ним вербовщик, сволочь бритая, скалится? Нашли мы его с ребятами. Ему ежик ноги отгрыз, что бы тот не убежал. Он так на одних руках и полз, пока не умер от потери крови, а ежик сзади ехидно пыхал, здоровенный такой. Вот после этого я и решил - не стоит дожидаться когда придут и за тобой израненным, искалеченным, а самих их положить в память о Мишке, о Левчуке, о всех тех, чьи кости сейчас устилают окраины.

– Тогда зачем мы этого тащим? Вон как «жижа» булькает сбоку, туда его!

– Нет, Шурка – отрицательно покивал Понырев – дотащим, а потом я всех их достану, что Бритого, что Червя, что Шнырю. Они все кровью умоются, за все заплатят.

После этого они умолкли, присматриваясь к призрачному узору переливающихся струй воздуха, протискивались сквозь горячий пояс. В поясе было тихо.

Сталкеры сюда не совались, поживится здесь было нечем, а вот сложить голову, во внезапно бьющих из-под земли огненных струях, запросто. Вот в таких вот гиблых, недоступных местах и хоронились бандитские схроны, подальше от нахоженных троп и проложенных маршрутов. Хоть Зона и менялась постоянно, от прорыва к прорыву рисуя узор аномалий, но даже в ней многие места оставались неизменно опасными, такие как горячий пояс или сухая ложбина. Кто сюда сунется в здравом уме? Никто. Вот потому заброшенное АТП, окруженное горячим кольцом гейзеров, обосновала банда Шныри. Раньше это были просто здания, заросшие бурьяном, светящие щербинами битых стекол и хлопающие выбитыми почерневшими рассохшимися дверьми, в проемах которых гулял ветер. Заброшенные, ненужные, как и все в Зоне. Но после очередного прорыва земля пошла трещинами и из нее забили мощные струи пара, предугадать очередность которых было невозможно. АТП соседствовало с лагерем новичков, но после появления горячего пояса сталкеры плюнули на это дело, предоставив бандитам варится с этом котле. В прямом смысле этого слова. Бандиты предпочитали не светится, и при виде сталкеров старались побыстрее схоронится в кустах и завалинах, пережидая пока они пройдут мимо. Но, после того как Крест сместил Шнырю, бандиты стали все чаще нападать на одиноких бродяг представляющих для них легкую добычу. Сталкеры терпели, потому что чаще доставалось самим же бандитам, тертая куртка которых и дедовский обрез не могли соперничать со сталкерским бронежилетом и калашниковым.

Они развернули хрустящие кусты и, благополучно минув горячую полосу, вышли к АТП.

– Опа! Пацыки, это че за ливер? – спросил мающийся у прохода урка, рассматривая окровавленного Понырева.

– Груздь, закрой хлебало и помоги тащить!

Груздь заткнул обрез за пояс, подставил спину и, кряхтя и матерясь, потащил Жору в подвал. Болтающиеся ноги цеплялись за ступеньки бетонной лестницы, оставляя темные потеки на заплеванном и загаженном окурками полу. Бритый окунул вошедших холодным взглядом:

– Чего приперлись? У меня тут разговор с серьезными людьми, и если вы меня отвлекли по какой-то фигне…

– Жора попал под раздачу. Выйдя к поляне, мы увидел сталкера, он решил его мочкануть. Мы мордами в землю рухнули, а он ржет, ссыкуны типа, и за «рябь» пошел. Но сталкер нас, все же, учуял и очередью накрыл, ну и по ногам ему пришло.

Груздь сгрузил Жору на стол и тот захрипел, открыв мутные глаза. Бритый срезал черные от крови штанины, внимательно изучая кровавое месиво ног, а потом многозначительно взглянул на Жору.

– Бритый… чего там Бритый… не молчи Бритый… чего там… аптечку дай, я отработаю потом, мамой клянусь…

Бритый прикрыл рукой ему глаза и взглянул на притихших урок.

– Бритый, не надо, не надо Бритый, я потом все отработаю, все что есть, отдам… Бритый, не надо!!!!

Тот молча поднял длинную узкую заточку, с минуту изучал острие, а потом хладнокровно воткнул ревущему взахлеб Жоре под ребро. Жора несколько раз дернулся, засучил кровавыми обрубками ног и обмяк.

Бритый уставился на обмерших урок тяжелым взглядом, рассматривая стекающие с заточки рубиновые капли:

– Чего вылупились? Или, может, хотите предьяву кинуть? Так тут нет ни клиники, ни врачей, а даже если они бы и были, то ноги ему из этого месива собрать обратно не сможет даже сам Господь Бог. А держать его на герыче и аптечках и слушать, как он орет из-за отгнивающих заживо ног, я не намерен. Носить безногого калеку на загривке, тоже. Прежде чем подставлять в следующий раз по тупому жопу под пули, сперва подумайте, стоит ли это того. Возиться с вами, в разе чего никто не будет, следом в расход пойдете. А сейчас выбросьте его жабе, бородатого Осипа тут все равно нет, и если завтра он встанет из ямы - то придет в первую очередь за вами.

Груздь опасливо подошел к столу, потрогал еще теплое тело, а потом, кряхтя, закинул на спину и, тяжело дыша, потащил наверх. Шуня было двинул следом за ним, но его остановил скрипучий голос Бритого:

– Вы двое, закончите возиться с Жорой, заскочите ко мне. Разговор есть.

Шуня торопливо кивнул и затопал вверх, стараясь быстрее выбраться из сырого, холодного подземелья. Выскочив наружу облегченно смахнул пот и уныло поплелся вслед за матерящимся Груздем через живописный пейзаж АТП, на котором, среди зарослей пожелтевшего сухого бурьяна, сиротливо громоздились остатки былой техники. Если по уму, то эти заросли давным-давно надо было сжечь. Они загораживали обзор, противник мог подобраться незамеченным и вырезать лагерь в два счета. Да и живности там водилось немеряно, но бандитам на этот факт было глубоко наплевать. В редких промежутках, когда они не шатались шакальями стаями по окрестностям, поджидая одиноких сталкеров, лениво сидели у огня, глушили самогон и валялись на обшарпанных и протершихся матрасах, обдолбаные дозой белой пыльцы. В аномалии за артефактами, под бдительным присмотром ушлых урок, гоняли предпочтительно молодняк. Вот таких пустоголовых как они, которых заманили в Зону вербовщики, наобещав золотые горы и массу приключений. Деньгами и не пахло, за добытые кровью артефакты Бритый скупо отсчитывал патроны к потертому обрезу одному на двоих и швырял несколько банок консервов, что бы совсем не протянули с голоду ноги. А вот приключений было хоть отбавляй, на каждом углу. В этом Зона не скупилась. И те, кто оставался после этих приключений жив, быстро набирались ума и опыта, стараясь держаться и от пыльцы и от урок особняком.