Ретроспектива
Шрифт:
— Онемела? Брысь отсюда! Чего удумала? Что раз приласкал, то можно шастать туда-сюда? Что молчишь, девка? Ни ума, ни страха нет?
— Княгиня ве…
— Да плевать мне, что там твоя княгиня велела! Сгинь отсюда! Нет мне охоты до бабы.
Весь трепет и волнение, предвкушение… ничего не осталась.
Нет, ну конечно я понимаю, что он посчитал, что меня ему на забаву отправили. Это было даже… щекотно. Вряд ли он, знай, что я из знатных, нагибал бы меня, да вертел так и эдак. Такие радости приняты только с простыми…
Но
Пошёл к демонам!
Схватила поднос. Вот ещё, оставлять ему. Перебьётся!
Уже на выходе услышала стон. Обернулась.
— Прочь! — подхватился, упёрся кулаками в стол, крикнул яростно.
— Конечно-конечно, — Мать-Земля, ну зачем мне это нужно? Пошла бы к себе, позвала бы Алирика. Дружинник никогда бы не посмел меня гнать.
Вместо этого вернула на стол поднос, зашла спесивцу за спину и обхватила руками его голову.
— Опустите щиты. Я не разумник, просто боль сниму, — тому, что у монарха такой державы сознание закрыто наглухо удивляться не приходится. Но я и правда не умею и никогда не пыталась связываться с мыслями и разумом людей.
— Целительница?
— Еле какая…
— Что не сказала, что не прислуга?
— Вы не спрашивали, — не получилось безразлично. Мне всё же хочется хоть как-то отомстить за себя. — Легчает? — кивнул, — посидите, расслабьтесь. Кроме головы что-то болит?
— Что-то с резервом, — я напряглась. — Ты не поможешь. Тут сильный лекарь нужен, не девчонка.
— Я постараюсь.
У князя тоже так было, пока сила его привыкла ко мне, несколько дней прошло. Со мной рядом легчало.
Ничего такого я не делала. Сила ведьмы другая. Это им, магам, надобно учиться — пальцы в пассы их складывать, да слова мудрёные. Ведьме же нужно открыться силе и пожелать. И сейчас я всей душой желала обуздать этого спесивца.
Мне отчаянно хочется, чтобы боль его ушла, и он понял, что Я её сняла. Что нельзя так со мной, то гнать, то звать.
Глупое, опасное желание. Не дай землица, догадается. Только как устоять, когда сокровенное задел, обидел.
Пахнуло жаром — в открытое окно плюхнулся ветер. С эстесадскими ночами только так. Даже вечер в июле не даёт прохлады. Словно обдаёт скопленным за день зноем.
— Хорошо всё с вашей силой. Ничего более не будет. Боли тоже не будет.
Жуткие глаза улыбнулись. Только глаза.
— Обиделась, целительница? — не отводит их, поймал мою руку, прижал к губам. Поцеловал внутри, прямо в сердцевину. — Я зол был. Думал, что сегодня к предкам отправлюсь, сила разбушевалась… не серчай, полёвка… или целительница? Ты здесь уважаема, нельзя тебя мышкой звать?
— Можно, — широкие, густые брови взлетели вверх. Я и сама удивилась своему ответу. — Необычно, по-простому.
—
Я хочу это слышать, или он взаправду не о разговорах?
Кивнула.
— Мне пора, — взяла злосчастный поднос. На этот раз не так быстро. И наклонилась чуть ниже, чем стоило.
— Останься…
Ещё чего! Пусть кукует тут один. Или кликнет кого… только пусть эта кто-нибудь попробует подойти.
— Пора мне, дел много.
— Я такой голодный. Просто умираю с голоду. Сил нет даже до спальни дойти. Помоги, полёвка…
Сладкая, такая древняя игра.
Я оценила. Без приказов, без пренебрежения.
Он хочет, чтобы я осталась. Я хочу остаться. Его недавняя небрежность не даёт мне это сделать. Он просит о помощи, я могу отказать. Если уйду — он не позовёт. Если останусь…
Я оценила куртуазность.
Сделала шаг назад, развернувшись.
Если завтра он уедет, у меня останется ещё и эта ночь.
— С чем пирожки?
— С мясом.
— Ммм… мои любимые, — я не смогла не улыбнуться, хоть и под тяжёлым взглядом становится всё сложнее идти. Словно бдит, настороже. Если я в последний миг передумаю — среагирует.
Подойдя, снова воздрузила посудину, которая мне уже оскомину набила. Не успела отойти, как уже сижу на мужских коленях.
— Я ж говорю: сил совсем нет. Придётся тебе меня кормить. А то скончаюсь сейчас, прибежит мой отряд, тебя казнят.
— Прямо-таки и казнят? — сунула пирожок в податливо открывшийся рот.
Не понимая, как ест мужчина, я дала ему лишь кончик теста. Тот подался вперёд, широко открыл рот и откусил добрую половину угощения.
— Без суда и следствия, — кивнул совершенно серьёзно и снова распахнул рот.
— Экое беззаконие, — захохотала. Развеселилась не то шутке, не то аппетиту.
— Ещё какое! Я ж сам закон, — доел пирожок.
— Но здесь не ваша земля.
— Это верно, верно. Да и я уже не помираю.
— Ой ли?
— Пошли-ка проверим! — с весёлым хохотом Файлирс встал прямо со мной, в считанные мгновение оказавшись в спальне.
*баламошка — полоумный(ая), дурачок(чка).
Глава 3
Усадил меня на кровать, а сам отстранился, чтобы раздеться.
Рубашка, матерчатые штаны. Всё долой и обнажённый король стоит предо мной. Косматые чёрные волосы топорщатся, глаза, будто видят насквозь. Двинулся к замершей мне, а я попятилась.
— Полёвка… ты что? Испугалась?
— Нет, — и правда, чего это я…
Подползла ближе к нагому мужчине. Протянула руку, зарылась с лаской в волосах, провела по лицу, по шее, вены на которой вздулись. Он прикрыл веки, наслаждаясь. Я скользнула ниже… к сильной груди с маленькими пятнышками.
— Что это? — подцепила верёвочку на шее, та держит крошечный бутылёк.