Реванш императора

Форстен Уильям P.

Французам все же удалось заткнуть почти все дыры, кроме одной, на южном фланге. Пруссаки прорвали там все три линии обороны и продолжали расширять прорыв, бросая туда новые и новые массы конницы, которая растекалась по чистому полю за позицией. Наполеон сразу оценил опасность этой бреши, находившейся всего в полусотне метров от командного пункта, и направил на перехват последний резервный егерский эскадрон. Гвардейская конница галопом понеслась к месту прорыва и завязала бой, не давая пруссакам развить инициативу. А по всему фронту продолжалась рукопашная. Кирасир

поддерживала с фланга их артиллерия, причем картечь сыпалась так близко к рядам нападавших, что зачастую поражала своих. С другой стороны от батарей крупная колонна пехоты изменила направление движения и устремилась к бреши, чтобы поддержать успех конницы.

– Приближается переломный момент, - отрывисто произнес император. Он огляделся, как будто надеясь извлечь из-под земли хотя бы один резервный батальон, но все резервы были давно исчерпаны. К северу от него из последних сил держались остатки уцелевших солдат из корпуса д'Эрлона. Курьер наконец-то привез известие о пропавшем генерале Рейнье, чрезмерно увлекшемся преследованием разбитых англичан «Веллингтона». Тот получил приказ немедленно возвращаться, но был слишком далеко, в нескольких милях от места сражения, чтобы на его помощь можно было рассчитывать.

Прусская пехотная колонна добралась до мест прорыва прямо-таки со спринтерской скоростью и сразу вступила в бой, даже не став разворачиваться для атаки.

– Мне бы сейчас туда дюжину пушек, от них бы только клочья полетели!
– заскрипел зубами Наполеон, а Ярославу сразу вспомнилось знаменитое высказывание Ричарда III из драма Шекспира.

Прусские пехотинцы не стали входить в брешь вслед за конницей, а ударили немного южнее, в результате чего опрокинули весь фланг. Французы не обратились в бегство, но вынуждены были отступить. Ободренные успехом пруссаки удвоили усилия. Шум битвы в том конце заметно усилился.

– Сир, все потеряно!
– задыхаясь, сообщил гонец с южного фланга.

Наполеон обвел взглядом лица офицеров штаба.

– Что вы тут стоите и дрожите, как перепуганные детишки?!
– рявкнул он, непонятным образом вновь обретя голос.

Он повернул коня и направил его вдоль линии в сторону прорыва.

– Я проиграл битву при Маренго в пять часов дня и снова выиграл к семи часам вечера!
– воскликнул император и, не оглядываясь, поскакал вперед.

Ярослав нагнал его и поскакал рядом.

– Вас же убьют!
– закричал он.

Наполеон неприязненно посмотрел на историка:

–Можете убираться в тыл!

–Но это же всего лишь игра!
– в отчаянии воскликнул Ярослав - Всего лишь дурацкая игра, будь она проклята!

– Не для меня. Не в этот раз. Я не стану проигрывать вторично. Лучше умереть!
– повысил голос император, и слова его разнеслись по всему полю.

Привлеченные шумом, от эскадрона егерей отделились несколько всадников. Они подъехали к Наполеону и окружили его кольцом.

– Спасайтесь, ваше величество!
– закричал старший.

– Я умру здесь!
– крикнул в ответ Наполеон. Один из адъютантов схватил его коня под уздцы, но император наклонился, резко выдернул поводья и с такой силой потянул на себя, что бедная лошадь обиженно заржала и закрутилась на месте.

– Солдаты Франции!
– закричал Наполеон высокими чистым голосом.
– Кто из вас хочет сегодня бросить в беде своего императора и спасти собственную жизнь?

Ошеломленное молчание пораженных словами императора гвардейцев было ему ответом.

– Тогда стойте здесь и умрите вместе со мной во славу нашей милой Франции!
– воскликнул он.

Юный барабанщик, стоявший чуть поодаль, поднял палочки и рассыпал дробь сигнала к атаке. Изумленный Ярослав с трудом верил своим глазам, когда вокруг императора в мгновение ока собрались гвардейцы - почти все раненные, измотанные, на пределе душевных и физических сил - и в едином порыве ринулись в атаку, смешиваясь с егерями, из последних сил прикрывавших брешь. Тоненькая линия бойцов, таявшая буквально на глазах, вдруг выпрямилась и натянулась, как стальная струна, словно воспрянула и обрела новые силы единственно по воле своего императора.

Наполеон сам повел в атаку ударный отряд. Завидев императора, прусские кирасиры с проклятиями и радостными воплями набросились на него, как стая волков на лакомую добычу. Он ждал их приближения, не дрогнув ни единым мускулом лица. Но уже теснились вокруг гвардейцы, каждый из которых почитал за счастье закрыть императора собственной грудью. Даже Ярослав, неумело выставив вперед подобранную где-то пику, ринулся на защиту Наполеона. Прямо на историка скакал на огромном вороном жеребце офицер в черном мундире. Закрыв глаза, Ярослав ткнул наугад и был страшно удивлен, когда раненный в ногу пруссак мешком свалился с седла и исчез под копытами лошадей. Басак защищал Наполеона с другой стороны, размахивая топором с такой скоростью, словно его мускулы были не из обычной плоти, а из легированной стали.

Бешеная схватка продолжалась, подстегиваемая неукротимой волей ее вдохновителя, но Ярослав уже понял, что порыв начинает иссякать и скоро их просто задавят грубым численным превосходством.

И тут, словно издалека, слуха старого ученого коснулся странный звук, в котором он не сразу распознал будораживший душу ритм барабанного боя, звавшего в атаку. Громовое «ура» прокатилось над полем, сотрясая равнодушные небеса. Раскатистый мушкетный залп раздался где-то на подходах к южному флангу. Ярослав в растерянности завертел головой.

Отзываясь эхом в окрестных холмах, над полем сражения райской музыкой прозвучал вырвавшийся из десятков тысяч солдатских глоток победный клич:

– Vive l'empereur! Vive l'empereur!

Все громче и громче звучал он, возрождая угасшую надежду. Ярослав устремил взор в ту сторону и не поверил своим глазам. Южнее прорыва разбитые, бегущие, казалось бы, полностью деморализованные солдаты подхватывали этот клич и возвращались в строй. Больше того - они бросались в атаку со штыками наперевес, а их товарищи, не имевшие сил подняться и присоединиться к ним, тоже кричали и махали шляпами.