Реванш ситцевой кошки
Шрифт:
Тедди облокотился на подоконник. Над его головой, из распахнутого окна учительницы танцев с третьего этажа, плыла музыка. Граммофон играл свинг — что-то вроде «Биг-бэнда Лорда Кальмареса» с вокалом сестер Гофер. «Китайское блюдце вздохнуло с тоской: «Что делать, как нам их разнять, боже мой!» Но кошка с собакой из хлопка и ситца, сцепившись, не могут уже расцепиться. И пусть им обоим приходится туго, когтями, зубами терзают друг друга».
Тедди вернулся в свою берлогу и бросил злобный взгляд на потолок. Никчемная потаскуха, крутит свою дребедень чуть ли не круглые сутки. Ни стыда, ни совести. Он включил
Он с ненавистью посмотрел на кухонный стул. Будь его воля, он с наслаждением разнес бы его вдребезги, чтобы хоть чуть-чуть унять боль в сердце. Но Тедди был не из тех медведей, что заводятся с пол-оборота. Он был полон решимости допить свое пиво и дождаться прихода Эдны.
Тем временем мимо недавно обанкротившегося обувного магазинчика не спеша двигался плюшевый осьминог цвета лаванды. Он полз на восток, перебирая чувствительными щупальцами и что-то тихонько шептал.
Когда Т.Б. доставлял или забирал груз, он всегда шел пешком. Он ни разу не садился в автобус, а о такси не желал даже и думать. В такси тебя того и гляди ограбят, а Т.Б., будучи довольно субтильным малым, никогда не славился умением постоять за себя. Нет, он всегда шел пешком, и притом каждый раз другой дорогой. Так было спокойнее. Он предпочитал не рисковать.
Несмотря на теплую погоду, Т.Б. шел в пальто. Портфель, который он нес в китайскую прачечную в Ист-сайде, был битком набит игрушечными банкнотами. Деньги эти не принадлежали Т.Б., а прачечная вовсе не была прачечной.
Деньги принадлежали Малышу Винсу Оцелоту. Прачечная служила прикрытием для Бойцовой Рыбки — новой криминальной группировки, которая контролировала все виды теневого бизнеса, связанного с железной дорогой. Ребята из Синдиката называли членов Бойцовой Рыбки Китаезами.
Т.Б. Оборотман был чрезвычайно нервным осьминогом, выполнявшим очень нервную работу для крайне нервной публики. Пачки наличных денег, шарики черного опиума и еще маленькие свертки, о содержимом которых он не знал и знать не хотел… Он был регулярной курьерской службой Синдиката, и штат этой службы состоял из одного-единственного моллюска. Но он никогда не воображал о себе лишнего. Есть млекопитающие — а есть все остальные. И точка. Синдикат обеспечил ему твердый заработок и позаботился о том, чтобы его не беспокоила полиция. Прочие неприятности, которые могли подстерегать его в Плюшевом городе, оставались его личной заботой.
Пару кварталов назад за ним увязались двое ребятишек. Лягушата? Ящерки? В общем, какая-то зелень. Он не обращал на них внимания, и вскоре они отстали. Он прошел под эстакадой железной дороги на Баюбайном проспекте и пополз на запад по Кнопочной, тихой индустриальной улочке, мимо заводов и фабрик, где производили стеклянное мороженое, сыр и масло из ластиков и консервы из фольги. До прачечной на Плисовой улице он добрался в самом начале шестого. Внутри не было ни души, кроме маленькой желтой акулы, скучавшей за пустым прилавком.
Акула проводила Т.Б. обратно на улицу, потом через боковую дверь и черный ход, вниз по узким ступенькам — в недра опиумного притона. Воздух здесь был спертым, а потолок низким. Но натертые воском полы блестели, а посетители были предусмотрительно отгорожены друг от друга ширмами. Все это напоминало Т.Б. интерьер спального вагона в поезде дальнего следования.
Как много раз прежде, акула провела его вверх по лестнице, в ярко освещенную
1
Фу Манчу — злодей-китаец из романов Сакса Ромера (1883—1959) и их экранизаций. Считался одной из акул лондонского преступного мира, противником Шерлока Холмса.
— Мистер Чо, — поприветствовал его Т.Б.
Скат в ответ лишь холодно взглянул на него и едва заметно кивнул. Т.Б. бережно поставил на стол портфель с деньгами.
Как правило, после этого один из бухгалтеров открывал кейс и считал купюры. Затем другой бухгалтер клал на место денег нечто размером с грейпфрут, тщательно упакованное в оберточную бумагу. В этих свертках, по-видимому, были шарики опиума. Т.Б. никогда не заглядывал в них.
Но сейчас, против обыкновения, никто не шевельнулся. Щелканье счетов смолкло. Тишина в комнате стала пугающей.
— Мистер Чо? — заговорил Т.Б. — Разве вы не хотите пересчитать деньги?
— Не годится, — ответил мистер Чо. — Этот деньги не годится. Мы не принимать плата.
T.Б. чуть плотнее сжал свернутые кольцами щупальца.
— Вы думаете, это фальшивые деньги? Да вы взгляните на них.
— Твой деньги не годится. Ты не годится. Убирать деньги.
— Вы не успели подготовить товар? Хотите перенести поставку на другой день? Я надеюсь, вы не отказываетесь от сделки?
— Сделка отлично. Другая неделя, делать как всегда. Эта неделя нет.
— Пожалуйста, мистер Чо, объясните мне, в чем дело. Будет еще лучше, если вы позвоните Малышу Винсу и обсудите это с ним. Он предпочитает, чтобы о таких вещах его предупреждали заранее.
— Нет говорить Винс. Нет говорить ты. Уходить.
Две крупных акулы, подпиравшие стену в самом темном углу комнаты, придвинулись ближе к Т.Б. Он понял намек и поспешно схватил свой кейс двумя передними щупальцами.
— Не думаю, что это понравится Малышу Винсу, — сказал он. А потом спустился по лестнице, тонущей в клубах густого дыма. Уходя, он слышал, как морские окуни смеются за его спиной.
Т.Б. вышел из прачечной, нервничая вдвое сильнее, чем прежде. Теперь ему предстояло вернуться в Вест-сайд, но вместо черной дури принести обратно бабки. Обмен не состоялся, и Винс, маленький скупердяй, запросто мог не заплатить ему на этой неделе. А ведь Т.Б. занимался этим вовсе не из бескорыстной любви к пешим прогулкам, черт бы все побрал!
На Подкидном проспекте, возле входа в метро, он притормозил у газетного киоска. Достал из кармана десятицентовик, но, протягивая монету газетчику, толстому пожилому моржу с усами, случайно выронил ее. Т.Б. наклонился, чтобы подобрать монету с земли; его щупальца дрожали. Господи, ну и денек… Когда он выпрямился, морж обеими руками держался за живот, а сквозь его заляпанный чернилами фартук выплескивались яркие алые ленты — словно транспаранты на профсоюзной демонстрации. Проклятье! Кто-то прострелил бедняге брюхо! Т.Б. одним прыжком развернулся, выхватывая из кобуры свой верный маленький «дерринджер».