Ревенант
Шрифт:
Но что ей останется, если Люцифер продолжит высасывать, как пиявка, из неё силы?
Может сложиться так, что она даже умрёт?
Харвестер не рассказывала о своих страхах Риверу, не сообщала насколько прогрессирует её слабость, но он знал, что что-то происходит. Она видела это в его глазах, чувствовала в прикосновениях — ведь он вёл себя с ней как с хрустальной.
Харвестер не нравилось, что к ней относились как к инвалиду.
Приняв решение, она завернула за угол сарая и вошла в открытую дверь.
Трекер тут же развернулся
— Привет, Трекер, — тихо поздоровалась Харвестер.
Вилы начали дрожать, а сердце Харвестер, закалённое тысячами лет злобы, начало трещать по швам.
— Тебе не нужно ничего говорить. — Харвестер шагнула ближе. Он не сдвинулся с места, лишь сжал вилы так, что побелели костяшки пальцев. — Я не причиню тебе вреда.
— Ты… ты теперь ангел. — Его низкий, хриплый голос был как бальзам на душу. Как ни крути, а этот мужчина был в течение нескольких десятков лет постоянной величиной в её жизни.
— Кто бы мог подумать, да? — Ну, уж точно не она.
— Собираешься забрать меня отсюда?
Харвестер не поняла: была ли в вопросе надежда… или страх.
— Что? А тебе бы хотелось?
Он очень медленно опустил вилы и голову, уставившись на свои ботинки. Песочного цвета волосы скрыли выражение лица.
— Нет, — прошептал он. — Мне здесь нравится.
Харвестер ощутила облегчение.
— Отлично. Рада за тебя.
Он поднял голову, скепсис в глазах ранил Харвестер прямо в сердце.
— Ты хотела, чтобы я был счастлив?
Проклятье, она допустила ошибку. Должно быть, Трекер был с ней так несчастен, хоть она и пыталась о нём заботиться, по крайней мере, настолько, чтобы не вызвать подозрения. Быть с ним милой, значит послать тревожные звоночки любому, кто стал бы этому свидетелем. Харвестер шпионила в аду для небес и не могла себя раскрыть, не тем, что вела себя мило с рабом.
— Знаю, ты мне не веришь, но да, мне хотелось, чтобы ты был счастлив.
Он снова опустил взгляд.
— Спасибо, что спасла меня от бывшего хозяина. И спасибо, что отдала меня Джиллиан. — Он пожал плечами. — Но тебе нужно уйти.
Впервые Харвестер слышала от него напористость, пусть даже она была пробной.
— Трекер, посмотри на меня. — Когда он не подчинился, этот небольшой вызов заставил её улыбнуться. Но Харвестер очень нужно, чтобы он посмотрел на неё. — Трекер! Подними глаза. — В этот раз, он поднял голову, но вспышки неповиновения в глазах подарили Харвестер надежду. — Когда в следующий раз скажешь кому-то уйти, смотри ему в глаза. Теперь у тебя есть право на собственную жизнь. Лишь Джиллиан может лишить тебя воли, в чём я сомневаюсь. На самом деле, полагаю, что она заставила тебя жить в собственном доме, да? И она не заставляла тебя вычищать сарай, так? Тебе нужно чем-то заниматься, поэтому она позволила тебе помогать с хозяйством. Я права?
Он кивнул.
— Отлично, — ответила Харвестер. — А теперь скажи мне уйти, и сделай это подобающе.
Он тяжело сглотнул, затем второй раз, но, наконец, поднял на неё уверенный взгляд. В глубинах его глаз появились янтарные всполохи, впервые за всё время, что Харвестер его знала, вервульф Трекера проявился.
— Ты должна уйти.
— Так-то лучше. — Несмотря на боль в груди, Харвестер гордилась им. Подойдя ближе, она вложила в его руку монету. — Если я понадоблюсь, эта монета призовёт меня. И я приду. Береги себя, Трекер. — Она начала дематериализовываться, но он поймал её за руку.
— Подожди. — Его хватка была сильной, но голос нежным: — Я рад, что теперь ты ангел.
С этими словами, он развернулся и вновь начал раскидывать сено, словно Харвестер и не приходила. Она на мгновение задержалась, а потом перенеслась.
По крайней мере, он не видел слёзы в её глазах.
* * *
Покинув офис Призрака, Блэсфим воспользовалась Хэрроугейтом и направилась в клинику. После обеда дела пошли медленнее, в приёмном отделении сидели лишь три человека. Страх от заявления Призрака, что рядом с клиникой ошивались ангелы так и не прошёл, но Блас по дороге обхватила стетоскоп, напоминая себе, что она профессионал и сейчас нужна людям.
Уравновесив, если, не полностью успокоив, нервное напряжение, следующие шесть часов Блэсфим занималась пациентами, после чего направилась проведать мать.
Дева спала, но открыла глаза, когда услышала, как Блас читает назначения.
— Блас, — прохрипела она. — Я несколько часов тебя не видела. Рада, что ты в порядке.
— Конечно, я в порядке. — Неважно, что за дверями их могут поджидать ангельские наёмники, Блэсфим улыбнулась и села в кресло рядом с койкой. — Как себя чувствуешь?
Дева снова закрыла глаза.
— Как будто кто-то засунул меня в промышленный блендер.
— Когда я увидела тебя вчера, было похоже на то. — Блэсфим взяла мать за руку, которая начала исцеляться после многочисленных ран от самообороны. — Что ты помнишь о нападении? Сколько было ангелов? Больше одного?
Мать кивнула, не открывая глаза.
— Это были два Карателя. Они нейтрализовали мои защитные чары и ворвались в дом, когда я готовилась к ритуалу сокрытия твоей сущности.
Блэсфим заскрежетала зубами.
— Нет, мы не станем это делать.
Дева распахнула глаза, но вместо боли в них была ярость.
— Ты станешь, дочь. С самого начала ты знала, что у заклинания срок сто восемьдесят лет. С момента истечения срока уже прошло двадцать, и ты на последнем издыхании. Я не прошла бы двести лет ада и сокрытия тебя, чтобы ты сейчас была эгоисткой.
Она назвала Блэсфим эгоисткой? Из-за того, что та не хотела лишать кого-то жизни, ради спасения своей? Как напыщенно! Дева самая эгоистичная персона из всех, кого Блас знала.