Реверсивный самоубийца

Лемор

Сука.

В прошлый раз я лишь видел со стороны обрывки воспоминаний. Сейчас же я оказался непосредственным участником происходящего, и не сказать, чтобы мне это нравилось.

— Хрен с тобой, — сплюнул я, что в исполнении совсем уж мелкого шкеда смотрелось скорее потешно, чем злобно. — Идём гулять!

Зелёный парк, несмотря на то, что был смазанным, всё ещё был полон деталей. Он не был пустым, по нему ходило множество людей со смазанными лицами. Здесь были горки и качели, песочницы и самые обычные классики, нарисованные кем-то небрежно мелом. Они

были расположены неприлично близко друг к другу, наводя меня на мысли, что в реальность всё было немного не так.

Я попытался заговорить с людьми, но они никак не реагировали. Даже прикоснуться не получалось: фигуры рассыпались, что странно, песком. Обычные фантомы, цель которых просто дополнить картинку.

Первым, что я сделал, это пошёл качаться на качелях. Чисто спонтанное желание, которому не было смысла противиться. Всегда нравились качели. Уже и не вспомню, когда последний раз в них садился. Два метра роста и не самые субтильные кондиции тела усложняли опускание жопы в столь незамысловатый аттракцион, а на больших качелях особо и не покатаешься. Разве что, идти на аттракционы «для взрослых», но…

Это ведь совсем не то.

Сам не заметил, как широко улыбнулся, начав раскачиваться на качелях всё сильнее и сильнее. Они сильно скрипели и, казалось, в любой момент могли сорваться, что веселило меня только больше. Сердце в груди билось быстро-быстро, боль усилилась, что я, впрочем, без всяких проблем игнорировал.

Мне было слишком весело.

…что-то какой-то странный трип…

После качелей несколько раз спустился с горки. Я понимал, что горка совсем небольшая, но для моего мелкого тела она казалась достаточно большой, чтобы принести мне новую порцию веселья. На душе было удивительно хорошо и спокойно.

При этом, словно в насмешку, в груди всё продолжало сжиматься и скручиваться. Боль постепенно становилась сильнее. Вопреки этому, я продолжал резвиться и веселиться, совсем как обычный ребёнок. У меня было понимание, что всё это происходит сознательно, и что это не очередной сон, а нечто большее. Конкретно в эту секунду мне совсем не хотелось задумываться над происходящим — лишь отдаться этому странному потоку.

После горки я побежал в песочницу. В ней как раз было небольшое ведёрко с лопаткой. Начал лепить замок из песка, поражаясь тому, насколько он был податливым.

Песок был вроде бы и влажным, из-за чего прекрасно лепился, а вроде бы и зыбким. Он не был мокрым. Меньше, чем через минуту уже построил настоящий песочный замок, чувствуя небывалый прилив гордости за себя.

— Красотень, — улыбнулся широко я.

Кажется, у меня были не все зубы. Некоторые шатались.

Гадость.

После песочницы побежал к классикам. Здесь-то моё хреновое состояние и дало о себе знать в полной мере: я не мог нормально прыгать. По всему телу, начиная от груди, расползалась такая боль, что хотелось упасть и закричать. Это была совсем не приятная «прохлада», нет…

Холод. Он струился по всему телу, и особенно холодным было моё сердце. Чувствовать натуральную льдину в груди, мягко

скажем, было неприятно. И всё же, я продолжал упорно прыгать по цифрам, получая удовольствие от незамысловатого развлечения. Это было весело, и мне было плевать на то, что это были обычные классики.

Ребёнку много и не нужно. Взрослый же отличается от ребёнка намного меньше, чем какой ребёнок может подумать.

После того, как я наигрался в классики, площадка потеряла для меня интерес. Захотелось просто прогуляться, с чем у меня были определённые сложности. И дело было даже не в боли. Точнее, не только в ней.

— Ох, мать… — пробормотал я, вновь сжав кулак.

По своей текстуре он начал напоминать тот самый песок, из которого я лепил себе замок.

Разжав кулак, принялся на солнце разглядывать свою ладонь. Она пропускала сквозь себя свет и напоминала человеческую с каждой секундой всё меньше и меньше. Поддавшись интересу, дунул на руку. Та, к моему шоку, рассыпалась на бесчисленные частички энергии, похожей на песок.

Всё моё тело стало каким-то зыбким, что, впрочем, меня почему-то особо не смущало. Льдина в груди казалась намного более противоестественной, чем то, что происходило с моим телом.

— Пойду-ка я, всё-таки, прогуляюсь, — принял единственно верное решение.

Остановился, дотронувшись ещё целой рукой до зыбкого горла.

С моим голосом было что-то не так. Теперь это был даже не голос шкеда, а какая-то непонятная херня. Мой голос стал шелестом листьев деревьев, порывом ветра и тем самым зыбучим песком.

Кажется, сознание уловило звук морского прилива.

Ноги меня куда-то вели. Пусть я и гулял по парку, но меня тянуло строго в одно место. Уже вскоре удалось понять, куда.

— Ты здесь реально просидело всё это время, рыжее нечто?— скептично приподнял бровь я.

Маленькая рыжеволосая девочка в скромном платье сидела возле дерева, возле которого лежал высушенный труп собаки. Сука, её образ был настолько свежим у меня в голове, что она выглядела намного более чёткой, чем весь остальной трип. Ноги слабели от одного вида бедной животинки.

Особенно хреново становилось от того, что…

Собака, почему «Это» решило выбрать форму маленькой девочки?! Опять лоля, ёб твою мать! Если уж принимаешь форму человека, многомерная туша, почему нельзя принять взрослую форму? Я уже молчу про пол!

…мы же разошлись, когда ты была уже старше, за что…

Поморщился, отогнав лишние мысли.

— Я терпелива, — повернуло на меня голову нечто. — Всегда была. Ты разве не помнишь, как я ждала тебя, когда ты шёл играться с другими детьми?..

На месте лица нечто как был провал, так и остался. Голос нечто звучал совершенно обычно, разве что малоэмоционально, словно она была девочкой-подростком, которая узнала о том, что получила от природы дебафф в виде месячных.

— Где мы вообще?— нахмурился я.