Ревизор: возвращение в СССР 21
Шрифт:
Но если одобрят… Получится, что по всем показателям не зря я к ним во все эти дела полез. Иметь связи и деньги — это необходимо, как жизнь показала, вот даже совсем недавно на примере Ахмада, но вот эта затея с отрядами — намного важнее. За такое мне любые грехи отмолятся… На две жизни вперед…
Утром в четверг уже собирался в университет, как раздался междугородний звонок. Звонила мама.
— Сынок, ты извини, что тебя опять беспокою, вчера приходила Вера Бондарь, говорит, мужа её арестовали. — смущаясь, начала рассказывать она. — Говорит, ты был у него. А теперь наших выпустили, а Федю Бондаря посадили.
—
А сам подумал, что, видимо, недостаточно хорошо наши брянских пнули. Очевидно же, что, раз Бондаря арестовали, то Филимонова выгораживают… Нет, такое им спускать с рук я не готов… Позволить этой сволочи возглавлять и дальше милицию Святославля, списав все на того же парня, которого и до этого он лично подставил…
— Можно им как-то помочь? — спросила мама. — Понимаю, что ты и так очень много для нас сделал…
— Попробую, мам, — пообещал я и мы попрощались.
Чёрт! Молодой парень совсем! Эти уроды сейчас и ему жизнь сломают, и жене с ребёнком. Что ж делать-то? Кому звонить?
Святославль. Механический завод. Кабинет директора.
Александр Викторович не стал брать отпуск, решил, что за работой быстрее забудется всё пережитое. Но куда там… забудешь быстро такое… мысли нет-нет, да возвращались к этой мерзкой истории. Ну и казалось, что все вокруг теперь на него совсем иначе смотрят, чем до этой истории. Что там казалось, на самом деле, так и было. Каждому рабочему любопытно же взглянуть на директора, который в камере посидел, вполне возможно, что и за дело, но как угорь вывернулся.
Ахмад, похоже, умнее его оказался, что уехал. Вспомнилось, как у Конан Дойля чуть не сошедшему с ума из-за собаки Баскервилей аристократу доктор для успокоения нервов прописал путешествие. Вон, даже в художественной литературе дали вполне здравый совет… Мог и раньше вспомнить да прислушаться…
Но Ахмад намного больше вспоминался ему сегодня по другому поводу. Не давали директору покоя слова Ахмада, что нет никакой справедливости.
Нифига! Врёшь! Есть справедливость, — сам с собой размышлял Шанцев. — Мы сами справедливость!
Но тут же, сообразив, что жизнь эти красивые слова уже опровергла, директор приуныл.
Связи, связи… Всю жизнь он думал, разве честному человеку нужны связи? А вот, получается, нужны и надо было лучше поддерживать отношения с бывшими однокурсниками, с бывшими одноклассниками… Всё работа, всё дела, а как припёрло, так жене и за помощью позвонить некому, кто готов реально помочь, а не просто делал вид всю дорогу, что друг. Все, кому позвонила из друзей последних лет, просто добрыми словами отделались, ни один задницу не поднял, чтобы ему помочь… Брезгливо отстранились в сторону, чтобы об его уголовное дело самим не запачкаться…
Получается, только старые друзья могли бы выручить в такой ситуации, с кем учился вместе. Только им дело есть. А он, в запарке вечной со своей директорской должностью, и на ежегодные встречи выпускников сколько уже лет не ездил? Девять, десять?
И Филимонов с Вагановичем… Неужели им это так и сойдёт с рук? Замнут же сволочи, чует он, что замнут всю эту свою аферу, спустят на тормозах… А как им помешать это сделать? Ну не к пацану же Алироевскому опять обращаться. Директор представил, как он звонит Пашке, недавнему помощнику в бухгалтерии его завода на полставки, и просит помочь завершить дело с Филимоновым и Вагановичем, и ему стало худо от такого варианта.
Шанцев достал свою записную книжку, твёрдо намереваясь возобновить старые знакомства. Нет уже, никакой больше обычной директорской работы с надеждой на авось и что кому надо, те разберутся. Будем молча утираться, так и будут об нас ноги вытирать все, кому не лень.
В перерыве между пар позвонил Сатчану, решил посоветоваться насчёт Бондаря. А к кому еще обращаться? Они начали, им и заканчивать.
— Прикинь, они там всё повесили на парня с условкой, которого вынудили показания на директора дать, угрожая ему влепить реальный срок. У него выбора не было, его за горло начальник милиции взял, который из-за зелёнки весь сыр-бор развёл. А у парня жена и ребёнок маленький. Можно там, в Брянске, ещё раз кому-нибудь навтыкать, чтобы они, блин, разобрались, наконец, кто у них там реально виноват? А то ж посадят ни за что парня.
— Иной раз, хочется, прямо мордой об колено некоторых! — признался, вдруг, Сатчан. — Сейчас такое там устроим, что они быстро мента этого посадят, что слишком много о себе вообразил, если сами не захотят рядом с ним присесть за компанию!
Святославль. Механический завод. Кабинет директора.
— Александр Викторович, — заглянула к нему в кабинет главбух. — Как приятно видеть вас на месте.
Шанцев попытался улыбнуться ей, но не смог. После того, как она безропотно и молча выдавала милиции все требуемые документы, когда его пришли арестовывать, у него к ней как отторжение какое возникло. Ну, хоть что-нибудь бы сказала в его защиту! Но нет же. Ни единого звука. Как теперь это забыть?
— Ирина Викторовна, — обратился к ней Шанцев. — Не считаю нужным откладывать этот разговор. Мы много лет проработали вместе. У меня нет к вам претензий как к профессионалу. Но как вы повели себя в трудной для меня ситуации… я считаю это недопустимым.
— Александр Викторович, а что я могла сделать? Алироев, вон, открыл рот и сразу рядом с вами оказался.
— Всем надо было открывать рот! Всех не пересажаешь! — довольно резко ответил ей директор. — В Москву писать, в газеты. И что касается вас… Вы же знали прекрасно, что я невиновен. Кому же как не вам это знать… А вы отстранились, моя хата с краю, ничего не знаю.
— Но, Александр Викторович…
— Я не смогу вам доверять как раньше, Ирина Викторовна. Пишите по собственному…
Москва. МГУ.
Регина вышла из университета после занятий и спускалась по лестнице главного входа, планируя ехать к себе. Рашид дал ей ключи от какой-то квартиры, пока ищет ей жильё. Велел там не хозяйничать особо, хозяин, просто, временно в отъезде. Но она, всё равно, перевезла вчера туда часть своих вещей. А то ни переодеться, ни переобуться. Выбрала время, когда родители с утра были на работе, и заехав домой, собрала целых две больших сумки всего необходимого.