Ревизор: возвращение в СССР 21
Шрифт:
В общем, съездили мы очень плодотворно, информации собрали и впечатлений набрались. Но в целом, от поездки ощущение осталось очень удручающее.
— Десять процентов, — проговорил я, взглянув на Сатчана, когда мы уже возвращались назад. — Всего десять процентов…
— Да-аа, — задумчиво кивнул он. — Знаешь, у нас очень много формализма в деятельности комсомола. От многих инициатив смертельно скучно и нам, когда организовываем, и комсомольцам, что в них участвуют. А вот это — это другое, настоящее. В таком вот деле я всей душой готов поучаствовать. Печатай быстрее свою статью. Если в Кремле эту инициативу не подхватят, то мы сами будем работать, где достанем. Поговорю тогда с Бортко и Захаровым, чтобы часть денег из наших фондов выделить на такую вот активность…
— Правда? — несказанно обрадовался я.
— Ну да. Деньги с собой в могилу не заберешь, сколько нам надо-то? А на такое дело если выделим, хоть понимать будем, ради чего живем вообще.
Глава 6
Святославль. Дом Шанцевых.
Вернувшись ни с чем от Алироевых, Александр Викторович расстроенно рассказал жене, что у Ахмада самого такие же проблемы, не знает, что пасынку дарить, поехал вот в Чечню с роднёй обсудить и денег занять.
— К моему удивлению выяснилось, что Ивлев за год с хвостиком умудрился решить в столице все основные проблемы советского человека — и жилье свое у него есть, и машина, и гараж… дачи только нет, но помнишь, Эльвира по его настоянию переехала в частный сектор под Москвой, так что там у них теперь и вариант дачи тоже есть… Я, когда его Эльвира ко мне на завод привела, понял, что парень умный, но что настолько — кто же мог подумать-то! — сказал озадаченно он жене, терпеливо его выслушавшей.
— А ты только ушёл, так я сразу и сообразила, что ему подарить, — положила перед ним она, улыбнувшись, деревянную коробочку.
Шанцев прекрасно знал, что там лежит, не первый раз видел этот футляр. Фамильная вещица, доставшаяся Наталье от бабушки, которая то ли сама была дворянского рода, то ли муж её. Революция всех уравняла. Но остатки былой роскоши передавались в семье жены из поколения в поколение. А жене приходилось тщательно всю жизнь следить за тем, чтобы история про дворянские корни нигде не всплыла. Ее мать вообще была вынуждена бежать из Ленинграда в отдаленную деревню в Сибири, «потеряв» все документы. И до конца жизни больше всего, до обморока, боялась встретить кого-то из знакомых по прежней жизни… куда бы ни выходила, глубоко куталась в платок, как старая бабка, даже когда была еще молодой и красивой. Жестко в двадцатых и тридцатых годах обходились с дворянами, очень жестко…
Александр Викторович открыл коробочку и бережно вытащил маленькое аккуратное жемчужное колье в одну нитку. Маленькая розочка по центру из белого металла была усыпана мелкими белыми камушками, в семье жены считалось, что это бриллианты. Скорее всего, так оно и есть…
— Не жалко отдавать, Наташ? — с сочувствием спросил он.
— За то, что ты на свободе остался? Вот совсем не жалко, — улыбнулась она. — Ты на свободе, ты снова директор. Мне будет стыдно жалеть подарить эту вещицу жене Павла за такое… Что бы я без тебя делала?
— Так-то да… Знала бы ты, как мне не по себе от того, что нас с Ахмадом от тюрьмы этот пацан спас. И если бы Ахмада со мной вместе не прихватили, то, надо думать, Пашка и не почесался бы вообще. Кто я ему… Сидел бы и сейчас…
Шанцевы переглянулись и грустно рассмеялись.
Святославль. Дом Алироевых.
Аполлинария осталась дома одна, но настроение было хорошее. Всё самое страшное позади. Ей даже думать не хотелось о тех днях, когда Ахмад был в милиции. Она хлопотала на кухне, когда в дверь постучали.
На пороге стояла невысокая, худенькая девушка. Увидев Аполлинарию, она начала рыдать.
— Помогите, — повторяла она.
— Что случилось? — растерянно спросила её Поля, оглядываясь. Может, авария на дороге, а девушка вылезла из машины и сюда пришла? Но нет, одежда в порядке, крови нет, и шума никакого нет с улицы — была бы авария, уж кто-то бы да кричал сейчас из прохожих…
— Вашего мужа из тюрьмы освободили, а моего забрали! — ревела девушка.
— Давай-ка в дом проходи, — позвала её Поля, сразу начав ей сочувствовать. Уж такие переживания после событий последних дней она точно могла понять. — За что забрали? И причём тут мой муж?
Вера Бондарь рассказала, что мужа искал молодой парень. А потом Шанцева и Алироева освободили, а мужа Веры арестовали.
— Он же ничего не рассказал Филимонову про того парня, что приходил… Вот он и смог помочь ваших освободить, — сквозь слёзы говорила Вера. — Пусть он и моему поможет, пожалуйста! Федя ни в чём не виноват. У нас ребёнок маленький… Филимонов ему руки выкручивал, обещал, что его посадит, если бумаги не подпишет на вашего мужа. Что я с ребенком одна останусь, сын будет расти, а ему будут говорить, что отец у него зэк…
Аполлинария вспомнила, каково ей было самой, когда мужа арестовали. С другой стороны, сложно было сочувствовать тому, ложные показания кого позволили забрать ее Ахмада в тюрьму. Ее буквально разрывало из-за этого противоречия.
Решила, наконец, что Бондарю сочувствовать не может, а вот жене его и ребенку — вполне. Как бы она не хотела оградить сына от просьб посторонних людей, но, глядя на эту хрупкую, миниатюрную девушку, она поняла, что отказать ей не сможет.
— Я попробую помочь, — пообещала она, — попробую поговорить.
Москва, Котельническая набережная.
Вернулись домой поздно, дети уже спали с Галией, меня Загит уже встречал. Накормил, легли спать, а мне не спится, несмотря на то, что за день вымотался.
Думал, как же удачно вышло, что я эту тему с поисковыми отрядами поднял… Сатчана вот намного лучше узнал, не таким и прожженным коррупционером он оказался. Вроде и мажор, а все же наш, советский человек, не совсем оторвался. Осталось выяснить только, не было ли это с его стороны минутной слабостью, или он и в самом деле пойдет к Захарову и Бортко с этим предложением, профинансировать за счет теневых доходов группировки такое благое дело. Если пойдет, то, интересно, как они отреагируют? Одобрят идею, или сочтут ее странной блажью молодого да необтёсанного партократа?