Ревизор: возвращение в СССР 26

Москва. Лубянка.

— Ивлев? Да нет, товарищ генерал, — возразил Воронин. — Для этого одного ума мало, пусть даже серьезного и аналитического. Тут опыт нужен. Конкретный опыт в разведывательной деятельности. Или служба в контрразведке. Лет так пятнадцать-двадцать. В восемнадцать лет такого опыта взять неоткуда.

— А все же не надо сбрасывать и эту версию со счетов. Парень очень общительный, на дне рождения генерал был, а недавно министр в гости приезжал.

— Будем просчитывать варианты, товарищ генерал, — взял на себя новую задачу полковник.

Северная Италия. Больцано.

Женщины остались в гостинице, а Тарек с Фирдаусом приехали в офис своей фабрики. Сегодня их ждала встреча с соотечественником.

Многие из знакомых бизнесменов Тарека стали присматриваться к европейской недвижимости и задумываться о выводе своего бизнеса из Ливана. Над страной постепенно сгущались тучи, и это стало замечать всё больше людей.

— Советские лекарства? — переспросил Рабибуддин, когда Тарек поинтересовался его мнением. — Они дешевы, а качество хорошее. В Ливане всё получится продать без проблем. Хоть тоннами везите. Советские лекарства ценятся. Пристроим оптом в аптечную сеть, вообще, не вопрос.

В понедельник с самого утра отправился на Лубянку. Капитан Румянцев встретил меня сдержанно и проводил к себе в кабинет. Достал отпечатанный конспект лекции по атомной энергии и положил на стол. Он взял в руки мое сочинение и принялся изучать.

— Что решил насчёт работы на радио? — между делом спросил он меня.

— Посоветовался с женой. Решили, надо соглашаться, — ответил я.

Румянцев кинул на меня обрадованный взгляд, как будто от этого что-то принципиально зависело.

— Хорошо, — пряча довольную улыбку, ответил он.

И чему он так радуется? Это какая-то операция Комитета? Надеюсь, они не рассчитывают, что я буду компромат на сотрудников радио для них собирать? Было уже сказано неоднократно, что я этим не занимаюсь, надеюсь, они меня услышали… Или причина такой радости в другом, мало ли в какой программе мне предстоит работать. Может, в этом кроется причина его веселья? Засунут сейчас в какой-нибудь аналог «Спокойной ночи, малыши», только для радио… Что-то же наверняка есть…

Румянцев закончил читать мою лекцию, кивнул и спрятал конспект в стол.

— Ну что же. Лекция завтра в десять утра, — проговорил он, не скрывая своего хорошего настроения. — А насчёт работы на радио тебе позвонят.

— Хорошо, — поднялся я, решив, что на этом всё.

— Подожди! — остановил меня капитан. — А темы новых лекций?

— Ах, темы лекций, — спохватился я и надиктовал ему сходу четыре темы, что вчера придумал.

Он всё старательно записал и проводил меня к выходу, и я отправился в Верховный Совет. Оставил свои записки Пархоменко и занёс копии на четвёртый этаж Воронцову. Оттуда спустился в Комитет по миру.

Ильдара не было на месте. Ребятам на работу рано. Поговорил с Марком насчёт рейда на хлебокомбинат, где рабочим не разрешали хлеб с помойки домой уносить.

— Починили они там все регуляторы на печи сразу, — усмехнулся Марк. — И вот, что надо было ждать?

Тут Ильдар откуда-то вернулся и сразу к нам присоединился.

— Вот, рассказываю Павлу про ваш рейд на хлебозавод, — доложил ему Марк. — Сразу всё починили… Вот сразу бы так.

— Я с директором завода говорил, — подхватил тему Ильдар, — так он в таком шоке от произошедшего. Представляешь, ему никто и не докладывал ни о каких неисправностях. Он в исполкоме первый раз о них услышал. Говорит, эти паразиты в цеху партию испоганят, быстренько на помойку оттащат и всё шито-крыто! Как будто ничего и не случилось.

— А зачем они так?

— Боялись, что их ругать будут.

— Ну и цирк! Впору за голову хвататься! — усмехнулся я. — Одни работники скрывают, что печь сломалась. Другие не стесняются в Верховный Совет написать, что им не дают хлеб с помойки завода выносить… Вот о чём думали и те, и другие? И как директор руководит, что от него такие важные нюансы ускользают?

— Не знаю, — рассмеялся Марк, а Ильдар только руками развёл.

Попрощался с ними и через ближайшую булочную поехал в редакцию. Вера встретила меня улыбкой и демонстративно раскрытыми объятиями.

— Что принёс? — лукаво прищурившись, спросила она. Было неясно, что её интересует больше, сочники или моя статья. Вручил ей и то, и другое. Улыбнулась и приступила к чтению, перед этим заглянув в бумажный кулек с угощением.

— Форель разводить! — хмыкнула Вера, подняв глаза от моего фельетона.

— Уж не знаю, подойдёт ли такой формат, — начал я. — Но в пятницу был лично в Долгопрудном, там на последнем листе указал адрес этих несчастных. Это что-то с чем-то! Первый раз такой кошмар видел.

— Так это все про один адрес? — взглянула Вера на последний лист. — Вот оно как!.. А я подумала, ты все жалобы города в одну кучу свалил…

— Если бы, — ответил я, наблюдая, как улыбка сходит с её лица.

— Вот ведь как распустились чиновники!.. Ну ничего, мы газета, которая по самому своему названию должна защищать трудящихся. Мы им хвост прищемим! — возмущённо помахала она у меня перед носом моим же фельетоном и показала на мешок у двери. — Твои письма. Не забудь.

Мы вышли с ней одновременно и попрощались. Она отправилась к начальству, а я опять с мешком поехал на обувную фабрику. Мне не терпелось узнать, что затеял насчёт детской обуви Серов?

Мешок у меня в этот раз был, хоть, и не сильно тяжёлый, но объёмный, нести неудобно, под ногами мешается. Наконец, притащился к директору обувной фабрики и с удовольствием бросил его у открытой двери кабинета.

— Здравствуйте, Иван Сергеевич, — заглянул я к нему. — Вы свободны?

— Для вас Павел, всегда свободен, — пафосно заявил он.

— Отлично, — прикрыл я за собой дверь. — Иван Сергеевич, похоже, вышло недоразумение с обувью для детского дома.

— А что такое? — забеспокоился Серов.