Ревизор: Возвращение в СССР 6
Шрифт:
В палате стояла тишина. Похоже Митрич и Иван до обеда дрыхли. Митрич так и лежал с полуоткрытыми глазами, а Иван медленно поднялся с койки и побрел по коридору в сортир.
Я с нетерпением ждал обеда, плюшки, кефир и варенье оставил на вечер.
Не успел Иван вернуться, а к нам в палату буфетчица уже закатила свою тележку. Раздала нам по миске овощного супчика, миске пшенной каши с подливкой и кусочком вареной курицы на костях. Из напитков сегодня был розовый кисель с пенкой. Жрать хотелось очень. Поэтому я сильно не капризничал и
Улегшись поудобнее на своей койке, я блаженно расслабился. Думал, засну моментом. Но не тут-то было. Не успел я отключиться, как в палату вбежала жена Митрича. Возбужденная, радостная. Кудахчет, что-то ему показывает.
– Твою дивизию! – воскликнул обрадованно дед. – Братцы! Очередь подошла на Москвич! Мне домой срочно надо.
И он поковылял прочь из палаты. Жена суетливо засеменила за ним.
– Очередь на Москвич? – не понял я и вопросительно взглянул на Ивана.
– Машину он дождался, – с завистью объяснил Иван. – Деньги надо срочно внести и машину выкупить.
Вернулась жена Митрича и начала собирать его вещи. Вскоре появился и сам дед.
– Митрич, сколько ждал-то? – спросил его Иван.
– Девять лет, – ответил счастливый Митрич, переодеваясь в свою одежду, которую принес откуда-то.
– Поздравляю, – запоздало опомнился Иван.
– Я тоже, – присоединился я.
– Спасибо, сынки! – дед пожал нам каждому руку.
Девять лет ждать Москвич. Это сильно.
– Надо пораньше в очередь встать, – начал рассуждать я. – Лет через десять она подойдёт, я уже и деньги скоплю.
– Кто ж тебя поставит в очередь? – с усмешкой спросил Иван. – Это ж надо заслуженным работником сначала стать, соцсоревнование выиграть. А лучше членом партии стать. Так надежнее будет. И в профсоюзную очередь встать, и в партийный список.
– Я вообще сейчас ничего не понял, – запутался я. – Это что, есть разные очереди?
– Конечно. Когда что-то распределяется, то часть отдают в министерства, часть в профсоюзы, часть в обкомы и горкомы. Сначала обеспечивается народное хозяйство и военные, а потом только частники.
– Как всё сложно. А автомагазинов нет? Пришел, выбрал и купил.
– Есть комиссионки. Но там дорого.
– В смысле, дорого? Б/У-шная машина дороже новой?
– Какая? Б/У-шная? – теперь уже Иван не понял меня.
– Б/У – это бывшая в употреблении. Ну, как это?.. – не мог вспомнить я советский синоним. – Подержанная! Во.
– А, понял. Конечно, в комиссионке дороже.
– Почему?
– С рук всегда дороже, чем в магазине.
– Да, почему? – упирался я. – У нового товара и износ нулевой, и товарные свойства выше.
– У нового товара есть один очень, очень большой минус, – задумчиво проговорил Иван.
– Какой? – насторожился я.
– Его нет, – усмехнувшись, ответил мне Иван. – Дефицит. – Развел он руками, улыбаясь.
Тут аргументы у меня закончились. Такой козырь крыть мне было нечем.
Дефицит – это серьёзно.
Я вспомнил очереди за элементарными продуктами в магазинах.
Вспомнил, как люди дрались в универсаме за варёную колбасу или сыр, когда тележку взвешенного товара выкатывали из подсобки в торговый зал. Или это уже в восьмидесятых было? Тьфу ты, столько всего произошло за десятилетия, что и забыл уже, что и когда случилось. Надо бы посидеть, повспоминать, хронологию какую набросать хоть примерно, чтобы не спалиться.
Вспомнил вдруг, как мама однажды послала меня десятилетнего в магазин за какой-то ерундой, не помню, за чем именно. Дала трёшник. Ерунды не было и я купил на трёшник шоколадных конфет, как сейчас помню, по четыре рубля семьдесят пять копеек за килограмм.
Как меня мать ругала! Отобрала конфеты, пошла в магазин их сдавать. И сдала, переругавшись там со всеми. И с продавщицей, и с очередью.
А мне так страшно было, что мать в магазин пойдет с продавщицей ругаться. Та ведь меня несколько раз переспросила, пока конфеты взвешивала, а родители ругаться не будут?
Помню, я тогда от переживаний в обморок упал, голову об угол спинки кровати разбил. Мне тогда даже несколько швов наложили. За это мне отдельно влетело. Н-да, такой стресс на ровном месте!
Я растянулся на кровати и попытался опять заснуть. Не прошло и десяти минут, как явился старший сержант Ефремов в форме.
– Здорово, болезные! – громко сказал он, входя в палату и ставя Ивану на тумбочку авоську. Иван тут же сел и протянул ему руку.
– Здорово, Вениаминыч.
Ефремов взял стул у моей койки и уселся на него верхом.
– Ну что, Ивлев? – спросил он сходу. – Вспомнил что – нибудь?
– Ничего не вспомнил. Но мне это даже нравится, – ответил я.
– Да, брось. Как это может нравиться? – не понял Ефремов.
– Ну, как же? – начал объяснять я. – Столько новых впечатлений. Новых знакомств. Жизнь бьёт ключом!
– Ага. И всё по голове, – вставил Иван.
– Вы разобрались, какая муха его укусила? – спросил старший сержант Ивана.
– Пока ничего конкретного, – доложил тот. – Выяснилось, что Пашка с отцом уже два года тайком от своих встречается. Это всё. А у вас?
– У меня тоже, – сказал Ефремов. – В школе был, говорил с классным руководителем его, – кивнул старший сержант в мою сторону. Конфликты у него с компанией Полянского, но не настолько серьезные, обычное дело для пацанов. Дерутся периодически, вещи друг-другу портят. Ничего хорошего, конечно, но с моста из-за этого не прыгают. С бабкой его ещё поговорил, с Домрацкой.
Сержант задумчиво посмотрел на меня.
– А что ж отец-то? Какие с ним отношения у тебя? Помогает вам? – прищурился Ефремов, глядя на меня. – Небось, деньжат подкидывает?