Ревность
Шрифт:
– Я знаю, что вы и дальше будете работать вместе… – торопливо произнес Дэвид, – но я бы хотел, чтобы мы остались друзьями.
Ивен кивнул так, будто для него это само собой разумелось. Возможно, так оно и было. У него своя семья и будет еще Шон в придачу. Он будет видеться с ней куда чаще, чем Дэвид. Интересно, помнит ли Ивен о тех временах, когда у него не было ничего?
– Я думаю, что буду нуждаться… – Дэвид хотел сказать «в твоей дружбе», но решил, что это прозвучит излишне мелодраматично. – Я имею в виду, что буду нуждаться в тебе как в партнере по теннису, ведь мне придется жить одному. – «Жить одному». Его голос звучал как обычно. Оставим эмоции для внутреннего потребления.
Ивен снова
– Надеюсь, мы как-нибудь выберемся из этой ситуации.
Что-то в тоне Ивена встревожило Дэвида.
– Что может нам помешать из нее выбраться? – спросил он.
– Не могу себе представить. Я только хотел сказать, что на нас многое обрушилось сразу. – Тут он посмотрел Дэвиду прямо в глаза. – Слушай, об этом можешь не беспокоиться. Конечно, мы останемся друзьями.
Дэвид провел ладонями по гладкой поверхности камня.
– Ты думаешь, она поступает правильно? – спросил он.
– Я думаю, что она дура, – выпалил Ивен, но тут же спохватился. Дэвид это заметил: Ивен не хотел предавать Шон. – Но это ее жизнь, ей и принимать решение.
– Это и моя жизнь тоже, – сказал Дэвид.
– И моя. – Ивен быстро отвернулся, будто произнес два слова лишних. Дэвид успокоился. Нет смысла спрашивать, что Ивен имеет в виду. Любой ответ прозвучит правдоподобно. Только одна мысль беспокоила его по-настоящему. Не мысль – картина: Шон и Ивен вместе склоняются над игрункой, их головы соприкасаются. Возможно, между ними возникает что-то новое?
Дэвид точно знал, когда прекратилась связь между Шон и Ивеном, потому что он завел привычку проверять сумочку Шон на предмет наличия в ней противозачаточного колпачка. Он наблюдал за тем, как на тюбике со сперматоцидной пастой появлялись новые вмятины, как он сменялся другим и опять худел. По крайней мере, она не забывала о средствах предосторожности.
Сначала Дэвиду казалось, что это вообще не связь, не связь в обычном смысле слова. Он легко мог допустить, что они занимались любовью один-два раза. Ну, несколько раз. Это легко можно было понять. Но связь продолжалась, и Дэвид безропотно подчинился этой пытке. Шон вольна была сама определять продолжительность наказания.
Тот год был самым тяжелым в его жизни. По вечерам, когда Шон уходила на одну из своих «встреч», он кормил близнецов, покупал им мороженое, водил их в кино, и все это время его неотступно преследовало видение: Шон и Ивен в кабинете, он расстегивает ее блузку, задирает юбку. Или, того хуже: пальцы Шон скользят по коже Ивена, ее густые черные волосы разбросаны по его животу, она наклоняется над ним, чтобы взять в рот его член. Во всем этом Дэвида больнее всего ранило то, что Шон представлялась ему в активной роли. Дома же она оставалась совершенно пассивной, относясь к своему телу как к обузе, которую она вынуждена носить с собой. Но еще мучительнее была мысль не об их позах, не о половом акте вообще, а о том, что ему предшествовало и следовало за ним, – об их разговорах. Вот Шон рассказывает Ивену о своих чувствах, о том, как тяжело переживает утрату дочери, о том, во что превратился ее брак с ним, Дэвидом, а Ивен сочувственно ей отвечает. Мысль о такого рода интимной близости между ними казалась Дэвиду еще более непереносимой, чем видение их сплетенных тел, тем более, что с Дэвидом Шон своими чувствами не делилась вовсе.
Их связь прекратилась, когда Ивен обручился с Робин. Колпачок исчез из сумочки и вновь объявился на полке в туалете. Вдруг отпала необходимость в бесчисленных деловых встречах, и в продолжение некоторого времени Дэвид был настроен оптимистично. Ему захотелось преподнести Ивену и Робин в качестве свадебного подарка нечто такое, что олицетворяло бы устойчивость их союза; на самом деле он хотел выразить им благодарность за то, что этот злосчастный год, а с ним и тяжелейший период
Дэвид надеялся, что теперь все придет в норму, но Шон осталась для него такой же недоступной, как и прежде. Если Шон и изменилась, то к худшему: она откровенно горевала, отлученная от Ивена и насильственно привязанная к опостылевшему ей Дэвиду.
Вечером после ужина Дэвид сидел в палатке Мег и перелистывал книги Тэсс по ботанике. Он надеялся, что они помогут распознать какие-нибудь съедобные растения, но этот вопрос, по-видимому, не занимал авторов ученых книг. Дэвид держал в руке веточку с папоротникоподобными листьями и кроваво-красными ягодами. Такого растения он не сумел отыскать ни в одной из книг Тэсс. Мег сидела напротив него и просматривала другую книгу с тем же успехом.
– Дай-ка мне их рассмотреть. – Она потянулась за ягодами, и Дэвид передал ей веточку. Наблюдая за тем, как Мег углубилась в книгу, Дэвид почувствовал по отношению к ней необычайную симпатию. Ее длинные светлые волосы, подобно какому-нибудь экзотическому морскому созданию, рассыпались по плечам и оплетали ее руки. Ворот коричневой рубашки расстегнут до третьей пуговицы. Мег сидела, широко расставив ноги, согнутые в коленях, ее левый локоть покоился на левом колене, правой рукой она переворачивала страницы. Ее поза, свободная и непринужденная, напоминала Дэвиду призывно распахнутый изгиб лунного серпа. Если бы ему вздумалось поцеловать ее сейчас, это было бы очень легко сделать. Он мог наклониться вперед, взять книгу у нее из-под руки, положить ее на пол палатки и мягко прижаться губами к ее губам. Он был уверен в том, что сегодня она не будет сопротивляться. Именно поэтому он не должен ее целовать. Это будет слишком похоже на реванш, на месть Шон. К тому же Шон могла и передумать. Как он будет тогда себя чувствовать, если к этому времени переспит с Мег? Знает ли Мег, какой соблазнительной она выглядит в его глазах? Как она искушает его сегодня? Тут она подняла голову, взглянула на него из-под копны золотистых волос, и Дэвид почувствовал, что от его решимости соблюдать дистанцию ничего не осталось.
– От этих книг мало толку. – Мег вертела одну из ягод между пальцами. – Я все же хочу попробовать. Как ты на это смотришь?
При тусклом свете фонаря ее губы и ягоды казались одного цвета, как будто она уже раздавила ягоду пальцами и вымазала губы ее соком.
Дэвид покачал головой.
– Нет, Мег. Мы не можем рисковать. Она опустила голову.
– Я нуждаюсь в более калорийной пище. Иначе я не знаю, как рассчитать необходимую дозу инсулина. – Она вынула из блокнота листок и положила его перед Дэвидом на полу палатки. Это была своего рода таблица, заполненная цифрами. – Тут учитываются три фактора: содержание сахара в крови, калорийность пищи и количество затраченной энергии. Учитывая эти показатели, я могу по таблице определить дозу инсулина. Я пользуюсь этим методом уже десять лет, но сейчас нахожусь в полной растерянности.
– Как ты определяешь количество сахара в крови? Мег достала из своего футляра небольшой черный пластиковый прибор. Она прижала средний палец к плоскому дну прибора и нажала кнопку. Из днища выскочила маленькая иголка и проколола подушечку пальца Мег.
Дэвид поморщился.
– Как часто тебе приходится пользоваться этим прибором? – спросил он, пока она выдавливала капельку крови из пальца на соответствующую пластиковую полоску.
Мег показала ему четыре пальца левой руки, засунув при этом пластиковую полоску в боковое отверстие прибора. На его верхней плоскости, на экране появились цифры, и она занесла их в таблицу.