Революция в любви
Шрифт:
– Обещаю тебе, что все будет хорошо, - отвечал Дрого.
– Я буду заботиться о тебе, моя родная. Мы так любим друг друга, и я верю: с Божьей помощью мы преодолеем все трудности и препятствия. И всегда будем счастливы, как сейчас.
– Я так счастлива, - шептала Текла, - я люблю тебя все больше и больше с каждым днем и с каждой… ночью.
– Перед последним словом она сделала большую паузу и спрятала лицо у него на груди.
Обучая Теклу искусству любви, Дрого испытывал такой восторг, как никогда в жизни. Их любовь была взаимной, и все, что они делали,
– Я обожаю тебя!
– говорил Дрого.
– Ни одна женщина в мире не могла бы сравниться с тобой! Я никогда не потеряю тебя. А ты обещай, что все остальное не будет иметь значения, как не имеет сейчас.
– Никогда ничто не будет иметь никакого значения, - отвечала Текла.
– Даже если нам… придется голодать, мы все равно будем вместе… И я ничего не буду бояться, потому что я с тобой!
Он целовал ее, и они снова погружались в священный восторг любви.
Наконец они уснули. Его руки крепко обнимали ее, а ее щека покоилась на его груди.
Дрого проснулся, когда корабль входил в Александрийскую гавань, ночью они раздвинули занавески, чтобы в иллюминатор светили звезды. Глянув в него, он увидел массивные портовые сооружения и множество кораблей.
Со вздохом он осторожно разомкнул объятия и залюбовался красотой ее тела, прозрачного в предрассветных сумерках. Ему захотелось прижаться к ней и разбудить поцелуями. Нет, пусть спит, подумал он, она устала от любви, она еще очень молода.
Хотя ее чувство к нему уже не было чувством молоденькой девушки. Скорее это было чувство женщины, в которой проснулась глубокая и сильная страсть. Конечно, ему еще предстояло многому научить ее, но для ее возраста она была уже достаточно искушена. Она была пленительна, как цветок лотоса - символ жизни, - доверчиво раскрывающийся навстречу плодотворящим лучам солнца.
Дрого клялся себе всеми святыми, что будет беречь и боготворить ее до конца своих дней. Он слишком хорошо понимал, чем она жертвует, став женой небогатого офицера. Но, видно, ни он, ни она не могли бежать друг от друга, такова их Карма, судьба. И он снова обещал себе сделать все, чтобы она не пожалела об этом.
Он выскользнул из ящика-кровати, подумав о том, каким райским ложем она оказалась. Войдя в ванную, вылил на себя ведро воды и побрился, глядя в маленькое зеркальце, прикрепленное к стене.
Вернувшись в спальню, Дрого увидел, что Текла еще спит. Пересмотрел одежду своего брата, повешенную в платяной шкаф, выбрал белые брюки и белую рубашку, повязал шею своим офицерским галстуком. Отложил красивый клубный пиджак с бронзовыми пуговицами, чтобы надеть перед тем, как спуститься на берег. В этом костюме он будет выглядеть как должно - настоящим англичанином.
Заканчивая одеваться, Дрого услышал, что корабль уже пришвартовался и на причал спустили трап. Сейчас на борт поднимутся офицеры-таможенники проверить бумаги капитана Мак-Кея. После этого начнется разгрузка.
Было еще совсем рано, и причал выглядел непривычно малолюдным. Дрого знал, что скоро здесь появятся торговцы цыплятами, египетскими коврами, жареным миндалем, фисташками и разной чепухой, привлекающей туристов. Но сейчас здесь были только портовые рабочие. Они приняли брошенные с судна причальные канаты и всем своим видом демонстрировали готовность принять участие в разгрузке, если капитан спешит.
И тут Дрого заметил в тени пакгауза две фигуры. Казалось, что они просто наблюдают за тем, как швартуется судно. Но было в них что-то такое, что привлекло внимание Дрого. Его инстинкт разведчика, все еще обостренный после Афганистана и России, подсказал: это враги. И хотя чувство опасности ничем, казалось бы, пока не было подкреплено, он знал, что не ошибся.
С быстротой, которая не раз спасала ему жизнь, Дрого сообразил, что надо делать. Подойдя к кровати и склонившись над Теклой, он разбудил ее поцелуем, как и хотел. Она почувствовала тепло его губ, застонала от удовольствия и, не открывая глаз, потянулась к нему.
– Просыпайся, моя любимая!
Она послушно открыла глаза и, вся еще пронизанная ощущениями прошедшей ночи, сказала:
– Я люблю тебя! О, Дрого, как я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю, - отозвался он.
– Но сейчас вставай, пожалуйста, тебе предстоит очень важное дело!
– Приподнял ее, чтобы она села, и продолжал:
– Послушай, мое сокровище. Я должен выйти на мостик и увидеться с капитаном и таможенниками, которые только что поднялись на борт. Я хочу, чтобы ты заперла дверь, когда я уйду, и не открывала ее никому.
Глаза Теклы расширились.
– Что… что случилось?
– спросила она испуганно.
– Ничего не случилось, - ответил Дрого.
– Ты не думаешь, что этот… араб…
– Нет, нет! Конечно, нет!
– быстро заговорил Дрого.
– Здесь совсем другое дело.
– А ты… надолго уйдешь?
– Нет, всего на несколько минут, - с этими словами он взял со стула шкиперский пиджак и надел его.
– Ты выглядишь… таким красивым… импозантным!
– воскликнула Текла.
– Я хочу, чтобы ты выглядела так же, - сказал Дрого, - поднимайся и надень свое самое лучшее платье.
– На кого я должна произвести впечатление?
– улыбнулась Текла.
– В основном на меня, - отозвался Дрого.
– А я теперь с удовольствием представлю свою жену всему свету.
– Я постараюсь, чтобы тебе не было за меня стыдно!
– сказала Текла и, все еще улыбаясь, стала подниматься с постели. Она выглядела такой невозможно желанной, что Дрого с трудом удалось заставить себя отойти от постели.
– Запрись, - сказал он, открывая дверь.
Как будто зная, что он сейчас чувствует, Текла лукаво спросила:
– И ты не поцелуешь меня на прощанье?
В солнечных лучах, струившихся сквозь иллюминатор, она была так прелестна, так соблазнительна, что Дрого понял: именно этого ему сейчас как раз делать и не следует.