Революгеддон. Сказка для младших офисных сотрудников
Шрифт:
Как только все они оказались во внутреннем дворе, железная дверь со скрежетом опустилась. Теперь, наконец, можно было осмотреться.
Они были во дворе целого замкового комплекса. Прямо у их ног плескалась тёмная вода широкого двухметрового рва, через который был переброшен чугунный мост. За мостом возвышались высокие белые стены с узенькими декоративными бойницами. Это был роскошный особняк, выполненный из современных материалов и с евро-окнами, но в остальном стилизованный под старинный средневековый замок. Все стрельчатые окна сковывали витиеватые узорчатые решётки, в том числе и то, из которого шёл свет, и доносилась музыка.
Все, включая профессора, оторопели от странного впечатления, которое производило это место. Только Марго осталась невозмутимой.
– Ну что, раз уж пришли, пойдёмте, познакомимся с хозяином!
– сказала она и решительным шагом направилась к массивной деревянной двери с двумя створками и медными ручками-кольцами. Она взялась за одно такое кольцо и с силой постучала. Дубовая дверца ухнула гулко и протяжно, словно это был первый такой стук за целую вечность.
– Впустите нас! Не можем же мы стоять здесь и ждать, пока сюда доберутся мертвяки!
– крикнула она.
В двери что-то лязгнуло, словно какой-то невидимый заржавевший механизм заработал, освободив другой ещё более древний механизм, встроенный в дверь.
– Спасибо! Спасибо большое!
– сказала Марго и толкнула дверь, та открылась во внутрь.
– Чего же вы ждёте! Идём!
– поторопила Марго остальных, и они, всё ещё оторопело, протиснулись в длинный и холодный каменный холл.
– Дай сюда!
– Марго отобрала у Антона автомат и перезарядила его. Затем всё тем же бодрым шагом она пошла по длинным узким коридорам. Антон, профессор и Настенька еле поспевали за ней. Антон никак не мог избавиться от смутного едкого чувства, которое колыхалось у него в глубине души.
– Послушай, Марго!
– крикнул он, - Ты была здесь раньше?
Марго, не оборачиваясь, проговорила:
– С чего ты взял? Я просто хорошо ориентируюсь на местности.
– Извини, мне просто так на секунду показалось...- пробормотал Антон.
Марго стала подниматься наверх по каменной винтовой лестнице с широкими ступеньками.
Остальные последовали за ней.
– Надеюсь, хозяин этого дома не будет возражать, против того, что мы у него заночуем. Ведь мы вторглись к нему, как незваные гости, - говорил профессор, с трудом поднимаясь по ступенькам.
На самом верху лестницы Марго подпрыгнула и с автоматом наготове бросилась на верхний этаж. Она издала невнятный крик, не то удивления, не то разочарования.
– Кто там, Марго? Что ты видишь?
– Поднимайтесь!
– сказала она, - Здесь никого нет! И сегодня уже не будет. Поднимайтесь, не бойтесь!
Остальные повиновались и оглядываясь по сторонам. Они оказались в просторной гостиной, посередине которой стоял длинный обеденный стол со стульями с длинными вычурными спинками. Он был заставлен тарелками, которые были прикрыты белоснежными салфетками и бутылками с вином. У них уже давно не было и капли маковой росинки во рту, поэтому не удивительно, что при виде всего этого у всей компании потекли слюнки.
Настенька не сдержалась, подбежала к столу и схватила маленькую белую булку.
– Настя, ты что! Как же можно хватать еду без разрешения! А вдруг хозяин этого дома против!
– закричал профессор и бросился за Настенькой.
– Он не против, - проговорил Антон, положив одну руку на плечо
'Уважаемые гости! Я ни чуть смущен вашим внезапным появлением в моём доме. Я всегда рад гостям, особенно, таким как вы. К сожалению, я не могу сегодня выйти к вам по причине плохого самочувствия, но обещаю хорошенько отоспаться, и завтра лично участвовать в нашей маленькой беседе. Вся еда и напитки, которые вы видите на столе, в вашем распоряжении. Пожалуйста, угощайтесь!
Искренне ваш,
Князь Голодовский'.
– Значит, - сказал профессор, - Мы теперь можем спокойно пообедать.
Ему ответило дружное громкое чавканье. Никто не стал ждать, пока он дочитает записку до конца. Тогда профессор тоже взял ближайшую тарелку и, аккуратно повязав себе салфетку под шею, стал есть, проворно орудую вилкой и ножом.
– Стойте!
– вдруг крикнул Антон.
– А что если эта еда отравлена?
Марго вдруг встрепенулась, и вынула изо рта куриную ножку, которую она с удовольствием жевала.
– Вряд ли, - с сомнением проговорила она, - Но перестраховаться не помешает.
Только сейчас они заметили, что в гостиную вошла крупная собака, настоящая немецкая овчарка. Она не стала на них рычать, как это делают собаки, при виде незнакомцев, а просто села в углу, там, где было тепло, у камина, положила жалостливую морду себе на лапы и как-то странно посмотрела на них.
– Эй, пёсик!
– крикнула Марго.
– Хочешь косточку?
Собака облизнулась, словно в знак согласия.
– На! Лови!
– Марго швырнула ей кость.
Собака с готовностью приняла её дар, и стала с удовольствием хрустеть хрящами.
Марго подождала немного, не отрывая взгляд от собаки, потом спокойно проговорила:
– Можно, конечно, ещё подождать, но нет, я думаю, что, по крайней мере, сегодня, мы здесь в безопасности. Никто не собирается нас травить.
Никто ей не возразил. Все четверо путников были настолько усталыми и хотели есть, что не стали с ней спорить и продолжили пиршество. Антон даже так расхрабрился, что налил себе немного вина из высокой пузатой бутылки.
– А всё-таки, - сказал профессор, с удовольствием жуя жареное мясо, - Кто же этот таинственный хозяин? Кто такой этот князь Голодовский?
– Мне кажется, - сказа Антон, вытирая жир салфеткой с лица, - Я что-то слышал о нём. Кажется, он олигарх, миллиардер. Вроде бы потомок белых эмигрантов.
– Хм, думаю, Вы правы, молодой человек, - сказал профессор, разглядывая картины на стенах гостиной.
Это были чудесные работы талантливых художников, наверняка стоящие целое состояние. На одной картине была изображена средних лет дама аристократического вида в длинном лиловом платье и старинной чёрной шляпе с перьями и изогнутыми краями. Лицо её профессору не понравилась. Оно было породистое, длинное, с брезгливой складкой около полных губ. И виновата ли была причудливая игра света, или всё-таки так воплотился замысел художника, но профессору показалось, что один глаз у неё чуть больше другого, от чего всё лицо становится карикатурным, нелепым. Другая картина изображала крепкого мужчину с бравым лицом в белой военной дореволюционной форме, сидящего на белом коне, который был таким же крепким и породистым как и сам мужчина.