Революгеддон. Сказка для младших офисных сотрудников
Шрифт:
В это же время в Москве, у себя дома в Южном Бутово, младший менеджер компании 'ГосОИЛ' Антон Пункин перещелкивал каналы, орудуя пультом так же ловко, как его древние предки управлялись с мечом и мотыгой. Наконец, он утомился этим бессмысленным занятием: телезрительствовать как следует он всё равно не мог, потому что все мысли его были в следующем дне, когда должен был закончиться благословенный законом четырнадцатидневный период увольнения с работы. Он наконец-то заберёт свою трудовую и станет свободным, как ветер, как сломавшийся квадрокоптер, как...впрочем, мечты, мечты...И за что его только рассчитали! Ведь он даже заслужил
Хотя он, в принципе, знал, почему его уволили. Это, видимо, постарался его начальник отдела. Не сошлись они характерами, зато столкнулись машинами на парковке и повздорили. И когда сверху от генерального пришла разнарядка - сократить все подразделения на десять процентов, каждый мелкий вождь подразделения выбрал себе жертву. Конечно, же в их отделе это оказался Антон. Вместе с заявлением об увольнении, он написал и другое - на двухнедельный отпуск.
Последнее время Антон интернетствовал: рассылал резюме по разным компаниям и собирал урожай отрицательных ответов. Ещё занимался он от скуки двумя вещами: пьянством и телевидением. Вот и сейчас сидел он с открытой бутылкой пива 'Балбалтика' и слушал в пол уха мистический канал.
Диктор говорил профессионально завывающим голосом, нагнетая интригу (за этот талант его и держали на телевидение): 'В мифах и легендах разных народов неизменно встречается один и тот же сюжет: мёртвые восстанут, во главе их станет чудовище, олицетворяющее силы зла, и остановить его сможет лишь могучий герой, так называемый Избранный, который победит монстра и восстановит едва не погибший мир. Зороастрийцы верили, что на Землю придёт новый спаситель 'саошьянт', который одолеет демона Аримана и его свиту, а затем оживленные мёртвецы будут судимы по их поступкам...
Антон пошёл к холодильнику, чтобы достать ещё пива.
'Интересно, за чрезмерное употребление пива будут судить?', - подумал Антон и тут же решил: 'Ничего, как-нибудь отмажусь'.
Тем временем, диктор продолжал: 'В шумерском 'Эпосе о Гильгамеше' воскрешением мертвых угрожала богиня Иштар: 'Проложу я путь в глубины преисподней, подниму я мёртвецов, чтобы живых пожирали, и тогда станет меньше живых, чем мёртвых!'
'Ничего себе, Ёшкин кот, вот баба! Она же так зомби-апокалипсис могла вызвать!' - подумал Антон.
'...викинги верили в грядущие Сумерки богов, Рагнарёк, когда встанут против сил тьмы могущественные боги, ведомые Одином, собравшим под своими знаменами всех бойцов Асгарда, валькирий и эйнхерии, ведомых стражем богов Хеймдаллем, который протрубит в рог Гьяллархорн'.
Антон слушал с бутылкой пива в руке, облокотись на дверь открытого холодильника.
'...И свершится великая битва на равнине Вигридр, и будут убивать друг друга чудовища и боги, скроется Солнце в утробе волка Фенрира, а радужный мост Биврёст разрушиться под шагами темного воинства...а в 'Откровении Иоанна Богослова'...'
Антон только хотел дослушать, что там по этому поводу думал эксперт Иоанн Богослов, и тут вдруг выронил бутылку. Осколки брызнули дождём в разные стороны. Антон выругался и полез их собирать. Он поднял один крупный кусок и увидел на нём что-то красное. Красного стало больше - оно капнуло откуда-то сверху. Антон провёл рукой по голове и вытащил у себя из лба маленький осколок. Тут только бросился он к зеркалу и увидел ужасное: свой рассечённый лоб, кожа на котором болталась широким
Глава 3. Пламенное послание
– Вы говорите убийство?
– переспросил профессор Сокольнический.
– Но кто же погиб?
– Я сожалею, профессор, ваш студент, Николай Недашков. Он упал с лестницы во время осмотра древнего храма в Ираке и свернул себе шею. Мы полагаем, что его столкнули.
– Не может быть!
– профессор сел на стул в прихожей и провёл рукой по седине, - Но кому это было нужно?
– Вот и я хотел бы это выяснить. Что Вы можете рассказать о Николае? Похоже, Вы единственный, кто что-то о нём знает. По нашим данным он был очень замкнутым, почти не общался с ровесниками. Я поговорил с его родителями -- это прожженные алкоголики - после того, как он уехал в город, они потеряли с ним всякую связь и даже не беспокоились об этом. Их всегда больше интересовала бутылка, чем собственный сын.
– Мне было жалко этого молодого человека. Да, действительно, он из неблагополучной семьи. Но в нём была удивительная тяга к знаниям. Его страстью была история. Этот юноша обладал феноменальной памятью, он читал много и всё, что читал, сразу запоминал. Он уехал из своей Богом забытой деревни и поступил сам, с первого раза, на исторический факультет университета, где я все жизнь преподаю. Это был мой лучший студент, оценки у него всегда были отличные - хотя я видел, как трудно ему это дается. Пока другие покупали себе телефоны последней модели и хвастались друг другу, он весь отдавался учёбе, а по вечерам и ночами работал в несколько смен в кафе и магазинах. Честно говоря, - зашептал профессор, - Я даже иногда давал ему деньги в долг. Мне так было его жалко.
– Что конкретно его интересовало?
– Он очень увлекался историей XX века, особенно периодом Октябрьской революции и сразу после него. Он говорил, что ещё в детстве прочитал полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина, в сущности, это были единственные книги, которые были у его родителей в деревенском доме. Николай также по памяти цитировал 'Капитал' Маркса. Я думаю, что он, кроме того, изучил почти все работы русских народников и анархистов. Честно говоря, для меня загадка, почему он, на последнем курсе учебы вдруг увлекся археологией и стал писать дипломную работу у меня, по Древнему Вавилону.
– Был ли он членом какой-либо партии?
– Николай? Нет, что Вы. Несмотря на страстное увлечение Октябрьской революцией и личностью Владимира Ильича Ленина, он всегда был одиночкой и говорил, что не собирается вступать ни в какие политические объединения или партии. Он всегда держался обособленно и был себе на уме, и чаще молчал, чем говорил. Но иногда, когда во время занятий начинался какой-нибудь исторической спор, он вставал и с огнём в глазах, восторженно начинал говорить о Карле Марксе, Фридрихе Энгельсе и, конечно же, о Владимире Ильиче. Многие студенты смеялись над ним. Николай отвечал им ещё большей угрюмостью. Лишь ко мне он проникся симпатией, возможно из-за того, что я всегда внимательно выслушивал его речи, уважал его взгляды, хоть и не очень их разделял. Поэтому он часто приходил ко мне на кафедру и пересказывал книги, которые прочитал, новости археологии, о которых услышал, и мы просто общались, спорили, не как учитель и студент, а как один начитанный человек с другим.