Рейтинг лучших любовников
Шрифт:
Вера, как и Валентин, в квартире в Гончарном переулке ни разу не появилась. Катя боялась спрашивать у Славы, как у него дела с Верой. У нее самой с мужем нарушились всякие взаимоотношения. Хотя в тот незабвенный день рождения Кудрявцева Валентин и сказал Зданевичу, что по-прежнему любит жену и хочет, чтобы все вернулось на круги своя, Катю он больше не замечал. Спал Валентин в своем кабинете, уходил на службу рано, а возвращался чуть ли не за полночь. Супруги почти не виделись. Валентин оставлял жене деньги на кухонном столе. Катя ходила по магазинам, готовила ему еду, но каждым новым утром убеждалась, что он почти ничего не ел дома.
Со Зданевичем она тоже больше не виделась. Сам он не
Катя ощущала себя на финишной прямой. В ее жизни больше не будет ничего ТАКОГО! НИКОГДА! Между счастьем, спрессованным в неделю сумасшедшей любви, и безрадостным настоящим выросла бетонная стена с колючей проволокой наверху. И самое страшное состояло в том, что Кате совсем не хотелось назад, обратно за эту стену, к Антону. Она не могла понять, в чем дело. Неужели все прошло? Неужели и надо-то было всего лишь несколько раз переспать с предметом своей мечты? Как это говорят… Бойтесь своих мечтаний, потому что ваши мечты могут исполниться! Катина мечта исполнилась, и что? Состояние эйфории от неистово-прекрасной феерической страсти сменилось стойким отвращением к себе, к своему телу, которое распластывалось то на кислых простынях дачного дома Зданевичей, то корячилось в непристойных позах в душной машине компьютерной фирмы «Драйвер». Реальное воплощение мечты оказалось ничуть не лучше суррогата, который предоставлял Кате в лав-отелях Славка Кудрявцев. Сплошной самообман, сплошная пустота и тягучая тоска.
Иногда Катя подумывала о том, не устроиться ли ей на какую-нибудь работу, но всегда с неприязнью отгоняла от себя эти мысли. Она разучилась вставать по часам и строго следовать служебному распорядку. Она так долго подчинялась только себе и нуждам своей семьи, что не могла уже представить себе, как может женщина заниматься каким-то посторонним делом, не касающимся ее мужа или ребенка.
О Вере она старалась не думать, потому что уже надумалась до головной боли в ту ночь, когда они с Андреем возвратились со дня рождения Кудрявцева и когда впервые за все годы их супружества Валентин ушел от нее спать в свой рабочий кабинет. Тогда она сказала себе, что всегда знала, что Вера ее ненавидит, но мирилась с этим по лености характера и находила в их «дружбе» какие-то для себя выгоды, за что теперь и наказана. Вера ей больше не нужна, как не нужен Антон Зданевич и вообще никто, кроме Андрюшки и Маши.
У Антона Зданевича, наоборот, в доме все было, как обычно. Ольга вела себя так, будто никто из них не был ни на каком дне рождения и никогда не слышал никаких разоблачений.
Антон, конечно, не знал, но Ольга и сыну запретила любым образом напоминать отцу о случившемся. Генка тогда покрутил пальцем у виска
Одно время он постоянно крутился около ее дома в надежде как-нибудь перехватить, чтобы поговорить по душам и предложить себя в качестве преемника братишки Андрея, но она никогда не ходила одна. Потом, когда Геннадий уже дошел до того, что готов был жениться на ней и даже принять чужого ребенка, он увидел Машу с Андреем в обручальных кольцах, а затем они и вовсе куда-то исчезли, наверно, сняли квартиру. Геннадий чуть не заболел с горя, а после решил затаиться и переждать. Вот родит Маша от братца какое-нибудь чудище, отрезвеет, и тут-то он как раз и явится с утешениями и любовью.
Сам Антон Зданевич не понимал, что происходит. С его точки зрения, Ольга должна была выцарапать ему глаза, устроить скандал или, если принять во внимание ее не слишком темпераментную натуру, кинуть в лицо ему хотя бы парочку упреков. Жена молчала. Иногда у Антона создавалось такое впечатление, что ничего скандального в их жизни не было, что это всего лишь плод его болезненного воображения и что неплохо бы полечиться у психиатра. Он пристально вглядывался в лицо сына, перед которым в гостях выглядел далеко не лучшим образом, но и Генка был таким же, как всегда, не отводил взгляда и не смотрел на него презрительно.
Конечно, можно было поддаться этой игре близких людей, потому что это все-таки была игра – не больше, но Антон тяготился таким положением вещей. Он чувствовал, что чем дольше это все будет продолжаться, тем реальнее опасность натуральным образом загреметь на прием к психиатру. Когда в очередной раз перед сном жена прижалась к нему мягким обнаженным телом, Антон не выдержал, легонько оттолкнул ее и сказал:
– Я не могу больше так, Оля. Неужели тебе не о чем меня спросить?
– Я все знаю. Мне все уже рассказали, – ответила она.
– И тебя нисколько не задело происшедшее? Ты продолжаешь спать со мной, как будто ничего не случилось. И тебе не противно?
– Может быть, тебе противно? Так ты скажи.
И Зданевич словно захлебнулся вопросами к жене, которые скопились у него в мозгу и требовали немедленного разрешения. Как он смеет задавать их?! У него нет прав ни на какие вопросы. Если Ольга ни о чем не спрашивала, это вовсе не означало, что он не должен был давать никаких объяснений. А первый же вопрос жены поставил его в тупик. Антон не знал, что ей сказать.
– Видишь, как трудно порой ответить на самый незамысловатый вопрос, – усмехнулась Ольга. – Поэтому я ни о чем и не спрашиваю. Должно пройти какое-то время, чтобы ты окончательно разобрался в себе.
– А ты что же, согласна ждать, пока я буду разбираться?
– Согласна, – кивнула Ольга.
– Но почему! Не проще ли турнуть меня под зад коленом?
Жена помолчала немного, собираясь с силами, а потом подняла на Зданевича свои глаза, вмиг наполнившиеся слезами, и ответила:
– Я готова ждать, сколько угодно, потому что… я люблю тебя, Антон… Мне кажется, я никогда не говорила тебе этих слов, даже в юности. Наверно, в этом была моя ошибка… Мне казалось, что все и так ясно, а цветистые любовные признания – не более чем литература. Но теперь ты должен знать, что я всегда любила тебя и по-прежнему люблю. Сейчас, может быть, даже сильнее и острее, чем раньше, потому что всей душой чувствую, как тебе тяжело.