Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

Алексеева Татьяна Сергеевна

Так и вели они весь вечер безмолвный разговор, понятный только им двоим, и почти ничего не говорили друг другу вслух. А гости, да и хозяева дома, даже не догадывались о том, как много смысла заложено во взглядах и улыбках этих двух сидящих рядом счастливых людей.

Наконец гости начали расходиться. Хосе Дарио и его жена вышли проводить их, Луис, которому еще в середине ужина наскучило сидеть за столом, под каким-то предлогом убежал в свой кабинет, младших детей отправили спать еще раньше, и на несколько минут Николай и Кончита остались в столовой одни. Резанов поднялся из-за стола, отодвинул стул своей невесты, которая тоже решила встать, и, оглянувшись на приоткрытую дверь, осторожно взял девушку за руку. Он

хотел всего лишь дотронуться до ее нежных пальцев, но Кончита неожиданно сама крепко сжала своей тоненькой ручкой его ладонь, а потом, приподнявшись на цыпочки, потянулась к его лицу губами. И не успел Николай опомниться, как она уже целовала его – неумело, испуганно, но так жарко и страстно, что он не мог не ответить на этот поцелуй.

Им казалось, что время замерло, что та минута, которая прошла, пока они были единым целым, растянулась на многие годы. Но внезапно дверь столовой скрипнула, и Кончита с Николаем, тяжело дыша, оторвались друг от друга. Их взгляды снова пересеклись, и Резанов увидел, что под пушистыми ресницами девушки бушует бешеная, едва сдерживаемая ею страсть. Такая сильная, какой он еще никогда не встречал ни у одной женщины. В том числе и у нежно любимой им Анны…

Они так и не сказали друг другу ни слова. Оба были уверены, что, если произнесут хотя бы одну фразу вслух, удивительное взаимопонимание, возникшее между ними, исчезнет. И поэтому они молчали. Но каждый из них понимал все.

Глава XVI

Русская Америка, Ново-Архангельск, 1806 г.

Ни одного события в своей жизни Николай Резанов не ждал с таким горячим нетерпением, как приезда в столицу русской колонии. Даже желание скорее вернуться к Кончите, к его крайнему удивлению, отодвинулось на второй план, хотя в первые дни после отплытия из Сан-Франциско он не забывал о ней ни на минуту. До этой встречи было еще далеко, а до возвращения в Ново-Архангельск – совсем близко, и это возвращение с каждым днем волновало Николая все сильнее. Он знал, что продуктов, которые изначально были на «Юноне», должно было хватить до его прибытия из Калифорнии, но все равно не мог отогнать сомнений – вдруг в их с Барановым расчеты вкралась ошибка? Вдруг жителям колонии понадобилось больше еды, вдруг они не сумели как следует ее сэкономить, вдруг опять начали подпольно торговать зерном и мукой? Вдруг там, в Ново-Архангельске, «Авось» и «Юнона» встретят вымершее от голода поселение?

Николай старался не думать о самом худшем и постоянно напоминал себе, что вся колония в любом случае не могла погибнуть и привезенные им продукты спасут всех, кто доживет до его возвращения. Но тяжелые мысли о том, что кто-то из жителей мог не дождаться его кораблей, приходили к нему снова и снова. Чаще всего он вспоминал о самой первой семье, которую увидел в Ново-Архангельске, о маленькой, ослабевшей от голода девочке и ее матери, пожертвовавшей остальными детьми в надежде спасти хотя бы одну свою дочь. Почему-то он особенно боялся, что уже не застанет эту семью, хотя губернатор колонии и обещал особенно тщательно следить, чтобы семьи с детьми не оставались без продуктов. Может, потому, что именно ее он первой увидел в колонии и именно от ее матери узнал о бедственном положении Русской Америки?..

Последняя ночь перед прибытием, когда вахтенный матрос уже сообщил, что впереди земля, прошла для Николая особенно тревожно. Он почти не спал, сумел немного вздремнуть только под утро и, когда рассвело, вышел на палубу, готовый увидеть в порту все что угодно: и беснующуюся от радости толпу, и совершенно безлюдный берег. Но его терпению предстояло выдержать еще одно испытание – океан и берег были затянуты густым туманом, в котором почти ничего невозможно было разглядеть. Николай заскрипел зубами и принялся расхаживать по палубе то в одну, то

в другую сторону, считая про себя секунды до причаливания. «Юнона» приближалась к берегу так медленно, что порой ему казалось, будто она и вовсе остановилась. Но в конце концов сквозь туман начали проступать очертания порта, который Резанов покинул полгода назад, и командор впился в них настороженным взглядом. Других кораблей в порту не было, но на берегу, как ему показалось, появились какие-то новые постройки, более высокие, чем он видел в прошлый раз. А это, скорее всего, означало, что жизнь в городе продолжалась и была достаточно сытой и благополучной, чтобы люди могли что-то строить…

К счастью для Николая, дальше мучиться неизвестностью ему не пришлось: до палубы начали долетать звуки. Поначалу это был совсем неясный слабый шум, но потом Резанов узнал знакомый звук – именно так его провожала толпа зевак, когда он отплывал из Петербурга, а потом из Сан-Франциско. На берегу были люди, много людей, и они встречали прибывшие корабли радостными криками. Они ждали эти корабли несколько месяцев – и лишь теперь узнали, что их ожидание было не напрасным. Они дождались.

Еще через некоторое время портовые строения и столпившиеся на причале горожане начали выплывать из тумана, и Резанов с огромным облегчением увидел, что встречающих было очень много. Жизнь в колонии продолжалась, в том числе и благодаря ему. А теперь, с возвращением Николая, она должна была стать еще лучше…

Когда Резанов начал спускаться по трапу, толпа загалдела особенно громко. Жители колонии еще не знали, привез командор продукты или нет, но, как видно, они почувствовали, что их надежды на лучшее оправдались. Николай завертел головой, отыскивая в толпе знакомые лица, и первым увидел Александра Баранова: губернатор лично приехал в порт встретить долгожданные корабли. Резанов ступил на берег и принялся проталкиваться ему навстречу – перед ним, в отличие от Баранова, толпа даже не думала расступаться. Наоборот, все, кто оказывался у него на пути, пытались задержать путешественника и закричать ему в самое ухо:

– Ну как?! Привезли?!

– Привез! – кричал в ответ Николай, с трудом перекрывая своим сильным голосом царивший вокруг гвалт. – Все привез! Теперь у вас все будет хорошо!!!

О том, слышали ли его встречающие, особенно те, кто оказывался не совсем рядом, а чуть в стороне, командор мог только догадываться. Но судя по тому, что окружавшие его люди начинали вопить еще более громко и восторженно, они если и не смогли разобрать его слова, то догадались обо всем по счастливому выражению его лица. Понял, что плавание в Калифорнию завершилось успешно, и губернатор – когда Николай наконец протолкался к Баранову, тот слегка поклонился ему с бесконечно благодарным видом.

– Как же мы все вас ждали! – с чувством произнес он, увлекая Резанова за собой, прочь из толпы. – Как ждали… Многие уже и не надеялись…

– Напрасно не надеялись, напрасно! – с самоуверенным видом отозвался командор. – Я же сказал, что вернусь с продуктами! Я же обещал! – И он решительно отогнал от себя воспоминания о том, с каким трудом ему удалось выполнить свое обещание и сколько раз успех затеянного им дела висел на волоске. Об этом незачем было думать сейчас, когда он уже добился своего и вернулся победителем.

Баранов вытащил Резанова из давки встречающих и повлек за собой дальше, к выезду из порта. Рядом с ними шли несколько помощников губернатора, а потом их догнал и затерявшийся до этого в толпе иеромонах Гедеон.

– Поехали скорее ко мне, и вы все расскажете! – скомандовал Баранов, ускоряя шаг. Его спутники заспешили следом. Николай подошел к монаху и неуверенно заглянул ему в глаза:

– Брат Гедеон, скажите, вы помните ту женщину с дочкой, которым я первым помогал в прошлый раз? Когда вы меня привезли на окраину и попросили войти в любой дом?