Резерв высоты
Шрифт:
– Постой! Мою просьбу выполнишь?
– Конечно!
– Собирайся, а минут через тридцать зайди ко мне.
Какие уж тут сборы! Побросав немного продуктов в вещевой мешок и захватив небольшой пакет у комполка, Фадеев помчался на вокзал.
Сколько времени прошло в пути - Анатолий не знал. Он был словно в тумане. Смутно сохранилось в памяти, как часами стоял в тамбуре и курил... курил. На каждой станции в вагон лезли люди, пробивались, проталкивались мимо Фадеева, иногда очень плотно прижимая его к металлическим перегородкам тамбура. Но Анатолию все это было безразлично. Светился сколько-то
"Ни-на, Ни-на..." - выговаривали на стыках колеса. "Нина... Нина..." повторял про себя Фадеев, по-новому ощущая в себе и силы, и уверенность.
Поезд прибыл в Москву около двенадцати. Идти к месту встречи было еще рано, и Анатолий направился по указанному Давыдовым на пакете адресу. Электричество в доме, видимо, было отключено - как ни нажимал Фадеев на кнопку звонка, никакого звука не услышал. Тогда он аккуратно постучал в дверь, которая быстро открылась, и Фадеев увидел перед собой молодую женщину, внешне очень похожую на Давыдова.
Анатолий представился и задал обговоренный с командиром полка вопрос. Получив утвердительный ответ, вручил пакет.
– От кого? - спросила женщина.
– От майора Давыдова.
– От Вити?! Какая радость!.. Ну, как он там?
Фадеев догадался, что перед ним младшая сестра командира полка.
– Проходите, проходите в комнату, что же я вас держу у порога?! забеспокоилась она.
Анатолий подождал, пока младшая Давыдова написала письмецо брату, коротко ответил на вопросы о нем, попрощался и, вышел на улицу.
Оказавшись впервые в Москве, Фадеев не сразу отыскал указанное в письме место. Осмотревшись, увидел на противоположной стороне улицы булочную.
Фадеев вспомнил, что не ел с тех пор, как выехал из Горького, и только сейчас осознал, что все это время у него за плечами висит вещевой мешок с продуктами, но есть ему все еще не хотелось. С того момента, как он получил письмо, Фадеев жил одной мыслью, одним желанием - увидеть Нину. Просто увидеть. Обнять ее. Просто обнять. Долго-долго держать в руках и ничего не говорить. Вдыхать запах ее волос. Слушать ее голос. Интересно, какими будут ее первые слова? Фадеев даже слегка улыбнулся, представив мысленно, как Нина идет по улице, подходит к нему, улыбаясь еще издалека.
Изучив место встречи, Фадеев прошел дальше и обнаружил проходную с окошечком, где маячила фигура военного. "Не там ли находится ее школа? подумал Анатолий. - Но нет, Нина, наверное, специально назначила место встречи подальше от своей школы", - решил он, непроизвольно продолжая оглядываться на проходную. Пройдя ворота, Анатолий услышал сзади шум автомобиля, повернул голову и окаменел...
Из проезжавшей в нескольких шагах от него черной "эмки" глянули на Фадеева, как окликнули, Нинины глаза... Мгновение, их взгляды встретились, передавая друг другу самое сокровенное и трагическое -
"Эмка", объехав Фадеева, помчалась по улице...
Оглушенный неожиданностью, Анатолий пробежал несколько шагов следом за машиной. Набирая скорость, она удалялась, затем свернула за угол... А Фадеев шел, никого не замечая, к тому месту, где только что скрылась из виду "эмка", постепенно приходя в себя. Сердцем понимал, что в тот момент, когда вырывался он из плавней, из тины и колючих зарослей, и в тот момент, когда сбил первый "мессер" и когда в охваченной огнем машине несся в гибельном штопоре к земле - всегда и во все самые напряженные минуты его фронтовой жизни мысль о Нине, о встрече с ней придавала ему силы, помогала преодолевать, казалось бы, непреодолимое.
Сейчас ее повезли на аэродром. Значит, сегодня ночью она уже будет там, в глубоком тылу врага, среди фашистов, вступит с ними в единоборство. И он, Анатолий, сможет помочь ей только отсюда, с этой стороны фронта...
3
– Молодой человек, пора зайти в вагон, - напомнил проводник. Анатолий прошел в вагон, встал в коридоре у окошка и так простоял несколько часов. За окном мелькали поселки, полустанки, города и села, большие и малые реки Анатолий ничего не видел. Мимо проходили люди, толкали его, задевали, о чем-то спрашивали - он не обращал на них внимания или отвечал невпопад.
Наступил вечер. Народ постепенно угомонился. К Фадееву пробралась сердобольная старушка с ясным, добрым лицом, дотронулась до его руки, участливо спросила:
– Несчастье какое стряслось?
– Все в порядке, бабушка, - ответил Анатолий, - ничего не случилось.
– По лицу видно, - настойчиво допытывалась старушка.
– Все хорошо, бабушка, о хороших людях думаю, - успокоил ее Анатолий.
– Дай-то бог! А то нынче все горе кругом...
"Причина моих раздумий - любовь, - мог бы сказать он старушке. - Горе и радость мои - все Нина... Судьба, пошли ей удачу!.." - Он присел на откидное сиденье, прислонил голову к стене вагона и, невзирая на неудобную позу, заснул.
Проснулся он, когда поезд стоял, Анатолий взглянул в окно, увидел знакомое здание горьковского вокзала и быстро вышел на перрон. Добравшись на попутных до своего полка, доложил Богданову о прибытии, затем передал письмо Давыдову, рассказал о сестре и еще раз поблагодарил за предоставленную возможность съездить в Москву.
Богданов и Давыдов каждый про себя отметили, что Фадеев вернулся из Москвы еще более сдержанным, чем был всегда.
– Что-то случилось, Фадеев? - спросил его командир полка.
– Улетела... - глухо ответил Анатолий.
Давыдов не стал бередить душу Фадеева, переключился на другую тему:
– Да, война... Мы тоже скоро улетим. Иди готовься. Дел много сейчас.
При подходе к стоянке эскадрильи Анатолия перехватил почтальон и вручил ему треугольник. Взглянув на письмо, Фадеев почувствовал недоброе. Мать его друга сообщала из Баку, что родители Фадеева остались в захваченном немцами Пятигорске.
Лишь к вечеру Фадеев немного пришел в себя и с какой-то яростью занялся делами. На вопросы друзей отвечал односложно, такой новостью не хотелось делиться ни с кем.