Режим бога. Эпоха Красной Звезды - 4
Шрифт:
– ----
Прямо с утра во вторник дома раздался телефонный звонок. В трубке бодрый женский голос.
– Виктор Селезнев?
– Да.
– Вам из Свердловского райкома комсомола звонят. Еле разыскала вас.
– А в чем, собственно, дело? – я посмотрел на часы. Девять утра.
– Наш адрес знаете? Улица Чехова, дом 7. Будьте к часу дня. И без опозданий.
– Так по какому вопросу?
– По организационному.
В трубке раздаются гудки. Ну, очень вежливая дама…! Ни «здрасьте» тебе, ни «до свидания». Я пожимаю плечами и еще раз смотрю на часы. Вроде успеваю. Сначала на тренировку
Потягиваясь, я иду на кухню, приветствую «мамонта» и мы с Лехой плотно завтракаем. День предстоит насыщенный – требуется много сил.
Сил и правда уходит много. Сначала кровушки вволю пьет Киселев. Тренировка силовая, заканчивается ОФП и отжиманиями на кулаках. Потом приходится помогать Лехе с колесом. У Мерса незаметно спустила покрышка и мы в четыре руки ставим запаску. Пока корячимся, вокруг автомобиля собирается целая толпа. Кто-то реагирует на незнакомую иномарку, кто-то на мое очень даже знакомое лицо. Охрана встает в круг, но помочь – не предлагает. У них своя работа. Быстро кидаем инструменты, домкрат в багажник и мчимся на улицу Чехова. Я уже прилично вымотан и голоден. А ведь после райкома и студии надо еще вечером заехать в Кремль. Романов вернулся из поездки по стране и требует меня «на ковер».
Здание райкома – монументальный серый дом с табличкой и массивной дверью. Внутри полно народу. Молодые парни и девушки снуют по коридорам, у многих в руках папки и документы. Вид у всех деловой, некоторые парни в костюмах и галстуках. Словно в министерство попал. Вот она - новая поросль советской партократии.
– Селезнев? – рядом со мной останавливается высокая девица в строгом, синем платье, на тощей груди комсомольский значок. Конопатое лицо буквально усеяно веснушками, особенно досталось носу – настоящая картошка – Почему опаздываешь? Тебя уже ждут в актовом зале.
– Опаздываю? – я смотрю на свой Ролекс и тут же перехватываю презрительную гримаску на лице активистки – На моих еще без пяти час. А где этот ваш актовый зал??
– Третий этаж, направо.
Побродив по зданию, я подхожу к двери актового зала над которой висит надпись – Бюро райкома. На доске объявления рядом приколот слегка вспухший посередине лист ватмана. На нем черным чертежным шрифтом написано: «13.00 Персональное дело комсомольца Селезнева В. С.». Моя нижняя челюсть начинает жить собственной жизнью. Я протираю глаза, удивленно оглядываюсь на Леху. Тот тоже видит ватман, недоуменно пожимает плечами. Не успевает он дотронуться до ручки двери, как та распахивается, и нам навстречу выходят двое. Один толстый, с ранними залысинами мужчина в строгом аппаратном костюме. Второй – молодой очкастый парень, в белой рубашке с закатанными рукавами.
– Ага. На ловца и зверь бежит – толстяк разглядывает меня с ленинским прищуром – Что же вы товарищ Селезнев опаздываете на собственное персональное дело?
– А вы собственно, кто будете? – я кошусь на своих охранников и вижу, что один из парней уже отошел к окну и крутит диск местного телефона, прикрепленного в простенке. Правильная мысль, нужно срочно звонить Веверсу.
– Я – первый секретарь Свердловского райкома комсомола, Константинов Андрей Вячеславович –
– Ты Селезнев, заходи – Перепелкин подталкивает меня к двери – График не резиновый, у нас еще несколько вопросов в повестке дня.
Вячеслав вежливо отстраняет его и заходит первым. Я иду следом. Небольшой зал заставлен рядами стульев и полон народа, в конце подиум больше похожий на сцену. На нем стол, покрытый красной скатертью. Обязательный бюст Ленина, какие-то лозунги над сценой. С боку у стола сидит молодая девушка-секретарь, перед ней стопка чистых листов. Все, молча, пялятся на меня, я на них.
Перепелкин указывает мне на единственное свободное место с краю в первом ряду. Сажусь. Вячеслав решительно сгоняет какого-то парня и усаживается рядом. Ребята-охранники остаются у дверей зала.
– Итак, товарищи, начинаем собрание – Константинов с замом уже поднялись на сцену и уселись на стулья в президиуме – Докладчиком по первому вопросу у нас выступит Геннадий Перепелкин. Есть возражения? Возражений нет.
Перепелкин встает, откашливается. Смотрит на исписанный лист, лежащий перед ним.
– Первым пунктом в повестке дня нашего сегодняшнего собрания рассмотрение персонального дела комсомольца Селезнева. Кто за то что бы начать обсуждение прошу голосовать. "За"… "Против"… "Воздержались"…
Вокруг меня поднимается лес рук.
– "За" единогласно. Предлагаю следующий регламент. Десять минут на доклад, по пять минут на обсуждения. Возражения есть?
Возражений, естественно, нет. Внезапно двери открываются, и в зал заходит пожилой мужчина в сером невзрачном костюме. На ногах старомодные черные ботинки в…калошах! Поднимаю взгляд и узнаю главного идеолога страны - Суслова.
– Товарищи! – Константинов подобострастно подскакивает на ноги и с придыханием произносит – Наше собрание посетил член Политбюро ЦК КПСС, товарищ Михаил Андреевич Суслов.
Народ вскакивает, оглядывается на дверь, раздаются аплодисменты. Узкое, аскетичное лицо Суслова озаряется скромной улыбкой.
– Товарищ Суслов, пожалуйста, проходите в президиум – первый секретарь пытается уступить ему свое место. Делает знак рукой, чтобы на сцену принесли еще один стул
– Нет, нет! Продолжайте, пожалуйста, я просто в зале посижу. Не обращайте на меня внимание.
Суслов скромно отмахивается от приглашения в президиум и садится с краю во второй ряд, прямо за моей спиной. Я просто лопатками чувствую его колючий взгляд. Оборачиваюсь и вежливо здороваюсь
– Здравствуйте, Михаил Андреевич!
– Здравствуй, Виктор – nак же вежливо отвечают мне.
Перепелкин еще раз откашливается, наливает себе из графина в стакан воду. Быстро пьет.
– Итак, возвращаемся к рассмотрению персонального дела комсомольца Селезнева. Как многие из вас знают, на Селезнева в наш райком комсомола уже неоднократно поступали сигналы. Зазнался, ставит себя выше коллектива – школьного и студийного, общественной работы не ведет, пренебрегает комсомольскими мероприятиями. Но самое главное – оратор тяжело вздохнул, словно ему самому больно об этом говорить – человек, который представляет нашу страну за рубежом, полностью морально разложился.