Режиссер твоего завтра
Шрифт:
Глава 12.
Сегодняшний сон я ждала. Лежала в кровати с открытыми глазами и смотрела на темный потолок, больше ничего не боясь. Кажется, я перешагнула порог страха. Даже если сейчас дверь моей комнаты откроется и на меня набросится мерзкое чудовище, я не обомлею от испуга.
Возможно, все потому, что больше не чувствовала себя уязвимой. Или устала бояться. Или мои мысли были настолько заняты братом, что я просто не обратила бы на чудовище внимания.
Хотелось поскорее уснуть — лишь таким
Уставшее тело постепенно расслаблялось, разум тонул в густом тумане дремоты. В один миг я резко провалилась в сон. Реальность осталась где-то далеко позади.
Перед тем как я почувствовала незнакомую обстановку, что-то случилось. Трагичное и необратимое. Оно искусно затерялось среди воспоминаний, и я не могла поймать его.
К тому же тело мое заботилось совершенно другим и подогревало любопытство. Надо открыть глаза и узнать, куда я еду. Жесткое кресло подо мной давало понять, что нахожусь явно не в машине.
Только веки распахнулись, как попытки поймать потерянное воспоминание окончательно прекратились. Я напряглась, разглядывая салон пустого автобуса, не спеша едущего по безлюдной улице. Кабина водителя находилась близко, и только мой взгляд задержался на затемненном стекле, отделявшем кресло водителя от салона, меня пробрал холод.
За рулем никого не было. Баранка, обитая кожей, крутилась сама. Что за чертова сила вела этот автобус?!
Мне здесь не место.
Дальше по дороге ждала уставших пассажиров пустая остановка. Чувствовалось, что давно под ее навес не ступала нога человека. Пока что я не хотела задумываться почему. Надо скорее покинуть этот автобус-призрак.
Поднимаясь с места, я ухватилась за поручень. Моя рука противно скользнула по холодному металлу, будто была чем-то вымазана. На поручне растянулся алый след.
Что-то оказалось кровью. Я поднесла дрожащие руки ближе к лицу, не веря своим глазам. Крови было так много, будто я окунула в нее руки. Чья она? Моя или нет? Повинуясь желанию скорее от нее избавиться, я принялась вытирать ее об рваные затасканные джинсы. Но она, точно мазута, не хотела так просто отставать. Заодно окрашивала мою одежду в алый, не желая стираться с кожи рук.
Пофиг, отмоюсь потом.
Я подбежала к стеклянным дверям. Остановка, на которой надеялась выйти, проскользила мимо. Похоже, автобус не собирался нигде тормозить. Он вез меня все дальше по городу безжизненно-тусклого цвета. И на серой картине улицы вдалеке сверкнули белые пятна билбордов. На ближайшем из них светло-бордовой краской было написано: «В живых». На следующем: «никого». Дальше: «не осталось».
«Ты»
«их всех»
«убила!!!»
Видимо, надписи адресовались мне. Но это бред! Я физически не могла убить все человечество.
Мой взгляд опустился на перепачканные кровью руки. Тогда откуда она взялась? Капли багряного цвета стекали по пальцам и падали широкими кляксами на темно-серый пол. Только сейчас я заметила, что бывшие когда-то белыми кроссовки выпачканы мелкими брызгами
Я присела на корточки и теперь разглядела, что брызги были не черными, а темно-бордовыми — запекшаяся кровь.
Черт, она везде. Надо скорее выбираться из этого треклятого автобуса и искать место, где можно переодеться и вымыть руки.
Под креслом мелькнул красный баллон огнетушителя. Недолго думая, я достала его и изо всей мочи запустила в одно из широких окон. Стекло раскрошилось, пропуская сквозь себя огнетушитель и давая мне шанс выбраться. Я залезла на сидение, разломала сильнее окно и выпрыгнула на дорогу.
Боль от столкновения с твердой поверхностью асфальта оглушила меня. Топя крик за плотно сомкнутыми губами, я прокатилась несколько метров, пока не столкнулась с линией бровки. Тело настолько гудело и мучилось от боли, что я точно поняла: второй раз в жизни не повторила бы подобный трюк.
Когда автобус отъехал достаточно далеко, тишина тяжелым покрывалом опустилась на меня. Она душила, настораживала, но я продолжала лежать с закрытыми глазами в ожидании того, что боль отступит.
Нечего бояться. Непохоже, чтобы в радиусе нескольких кварталов здесь чувствовалась жизнь.
Что-то с аппетитом вгрызлось в мою лодыжку. Острая вспышка боли вмиг встрепенула меня. Я подорвалась на ноги и лихорадочно принялась задирать джинсовую штанину. Огромный черный жук с глянцевым панцирем впился в кожу так исступленно, будто вечность не кусал никого. Сцепив зубы от отвращения, я потянулась к нему пальцами. Но прежде чем прикоснулась к жуку, он отвалился сам. Упал панцирем на асфальт и даже не зашевелил лапками. Умер?
Проверять не горела желанием. И рану трогать не стала — должно быть, она скоро сама затянется. Поэтому я просто опустила штанину и выпрямилась.
Нигде никого. На магазинах висели старые пожелтевшие вывески, на стоянке застыли машины, припавшие вековой пылью, в глубине квартала высились дома с посеревшими окнами и трещинами на них. Несмотря на безмолвный, мертвый вид улицы, мне не хотелось верить в то, что нигде нет ни одной живой души.
Набравшись решимости отыскать кого-нибудь или хотя бы источник воды, я пошла по улочке, которая петляла между брошеными многоэтажками. К счастью, я чувствовала себя вполне сносно, и боль в теле не отвлекала от созерцания тишины. Даже ветер не пробегал. Тоже умер?
Как же я была рада, когда услышала шорох за мусорным баком. Здесь все-таки есть кто-то! Неожиданно оказалось, что этот кто-то тоже рад меня видеть. Ведь я была намного вкуснее перегнивших отходов.
Злобно скалясь, мне навстречу вышел бойцовский пес. Изогнутый, раскоряченный намордник болтался на его шее, словно украшение, демонстрирующее статус. И оно так и было. К главарю сзади присоединились другие дворняги, по ошейникам которых несложно понять: когда-то они были домашними любимцами, пока не одичали без хозяев.