Режиссер твоего завтра
Шрифт:
К счастью, меня просто аккуратно поставили на полотно зеленой травы ближайшего острова и отпустили. Я припала к земле, радуясь ее нерушимости. Травинки мягко щекотали мои ладони, облегчение разливалось внутри меня, прогоняя остатки тревоги.
Звук неспешных шагов заставил меня замереть. С ней я прожила много лет, ее шаги я ни с чьими не спутаю. Ко мне шла Маргарита Николаевна. Я до дрожи боялась обернуться.
Шаги затихли, а после голос, похожий на далекие раскаты грома, произнес:
— Не бойся снов. Бойся того, что их смысл поймешь тогда, когда станет
Зелень травы сменилась темнотой комнаты. Тяжелое дыхание вырывалось из моей груди, пульс стучал в висках, страх до сих пор не выпустил из тисков тело. Но я радовалась пробуждению.
Одна мысль родилась в голове, затмив своим смыслом хоровод остальных: то, что мешает мне жить, находится не в квартире — оно существует внутри меня.
Чтобы не разбудить брата, я максимально тихо поднялась с кровати, скидывая с себя покрывало. Босыми ногами коснулась паркета, сделала несколько осторожных шагов. Половица скрипнула, заставив меня замереть на месте.
Тишина приковала мой слух. Только шум крови в голове и стук собственного сердца различила я в ней. И двинулась дальше, на удивление хорошо видя очертания мебели в темноте.
Разве я всегда так хорошо могла разглядеть в сгустке тьмы стул со сваленной на нем одеждой? Раньше мне приходилось убеждать себя в том, что за силуэтом скрюченной старухи таятся всего лишь разбросанные вещи.
На всякий случай я поджала губы и с силой себя ущипнула за предплечье — острая боль вынудила быстро отдернуть пальцы. Я не сплю.
Я продолжаю купаться в собственном безумии.
Без проблем дошла по темному коридору незнакомой мне квартиры к ванной комнате, включила свет и закрылась в ней. Вычищенный кафель своей белизной больно ударил по глазам.
Привыкнув к свету, я уставилась на отражение в зеркале. На меня смотрела всполошенная девушка с растрепанными вьющимися волосами. Ее голубые глаза широко распахнулись и почти не моргали, будто боялись пропустить любое незначительное изменение в реальности.
Мне сложно было себя узнать. Внутри зарождались сомнения. На меня смотрел чужой мне человек.
Кем я стала, спросила себя, подходя ближе к зеркалу, обрамленному в белую рамку. Чем я стала?
Что теперь я такое?
Уперевшись животом в белоснежную раковину, я предельно близко подалась лицом вперед, к отражению. Стеклянные глаза казались неживыми, неродными, не моими.
Глаза — зеркало души. Что-то изменило ее, исказило, изуродовало до неузнаваемости. Что это? Я могу это увидеть?
— Покажись, — умоляюще прошептала я, не разрывая зрительного контакта с девушкой напротив. Что еще, как не отражение способно показать нечто, притаившееся внутри меня. — Ну же, давай. Хочу тебя увидеть.
Языки пламени лизнули радужки глаз — и я вмиг отпрянула. С силой сжала веки, пятясь назад. Опустилась на холодный пол и притиснула к груди колени.
Крупная дрожь сотрясала тело, будто я сидела в морозильной камере, а не в ванной. Шум в ушах усиливался, переходя в пронзительный звон. А моя черепная коробка, казалось, вот-вот треснет от перенапряжения.
Дыши.
Нужно
Дыши, почувствуй, как легкие наполняются воздухом, а через несколько секунд, насытившись кислородом, выпускают его обратно. И вновь: неспешный, глубокий вдох — следом выдох.
Сознание начало проясняться, дрожь покидала тело. Пусть я до сих пор себя чувствовала так, словно меня огрели мешком муки по голове, но могла более-менее адекватно соображать и не трястись от мнимого холода.
Теперь увиденному ранее в зеркале я не верила. Поэтому только смогла подняться на ноги, как вновь подошла к раковине — с опаской, с искрой сомнения в глазах.
Сердце заколотилось в груди. В голубых радужках напротив вспыхивали яркие огоньки. Их было видно лишь тогда, когда я приближалась настолько близко к зеркалу, что почти касалась его носом. Отдалялась — и они исчезали.
Безумно-ироническая улыбка невольно растянула губы. Либо я окончательно спятила, либо во мне действительно поселилось нечто невероятное.
Возможно, я даже стала бессмертной. Какое еще найти оправдание тому, что раны на моем теле стремительно заживают?
Или мне только мерещилось это?
Взгляд метнулся к бритве Рафа. Вряд ли я смогу незаметно достать из нее лезвие и засунуть потом обратно. А вот на кухне наверняка есть острый нож.
Такими же осторожными шагами, как и прежде, я направилась в коридор. К счастью, брат продолжал спать крепким сном. Надеюсь, он продрыхнет в постели до утра. Не хотелось мне выдумывать изощренную ложь, которая бы объяснила, зачем я среди ночи несу нож для разделки мяса в ванную. Мой вид явно напоминал безумную маньячку.
В тишине, в закрытой ванной комнате, наедине с ножом, решимости во мне поубавилось. Я повернула ладонь левой руки вверх, держа ее над раковиной, и нависла лезвием ножа над кожей.
Я не смогу. Руки стали трястись мелкой дрожью, нож грозил выскользнуть из вспотевшей ладони правой руки. Но я хочу убедиться, я должна проверить.
Может, надо было на всякий случай найти антисептик, бинт, вату… Вот только что-то подсказывало: они мне не понадобятся.
Лучше с закрытыми глазами. Я сомкнула веки, поднимая нож и замахиваясь ним. Давай, на счет. Раз, два, три. Намерение надломилось. Нет, не могу…
Дрожь усилилась. Чем дольше я тяну время, тем быстрее из меня ускользает смелость, которая душит инстинкт самосохранения. Хоть рассудок и был пьян от ярких эмоций, он пытался ко мне достучаться: «Тебя пора закрыть в психбольницу. Ты окончательно сошла с ума».
— Заткнись, — прошипела я. А в следующий миг полоснула ножом по ладони.
Пронзительная боль мгновенно отрезвила. Глаза распахнулись, нож выскользнул из руки. Звук падения разорвал тишину, словно бомба. Я даже не вскрикнула, я поджала губы, не в силах отвести взгляд от кровоточащей раны, которая пересекла всю ладонь. Боль огненной, жгучей волной расходилась по руке. Кровь быстрыми каплями окрашивала белоснежную раковину в алый цвет.