РЕЗИДЕНТ
Шрифт:
Нашего комбата майора Погорелова, почему-то все считали зятем министра обороны. Хотя по его скверному характеру - это вполне могло соответствовать действительности, и тесть сослал его, от себя подальше, в Афганскую глушь. Так вот наш командир принёс в батальон 20-ти литровую канистру чистого спирта и поставил её на хранение в своём кабинете. Наивный, он думал, что там она будет в полной безопасности. Откуда же ему было знать, что у солдат имеются дубликаты ключей практически от всех дверей в казарме, и уж точно от его кабинета. К его чести сказать, командир намеревался использовать спирт на общее дело, для технических нужд. Однако у личного состава нашей роты на этот счёт родилось свое – особое мнение. Наши старшие сослуживцы
Погода тогда была на редкость холодная, менее 20 градусов мороза. При таких погодных условиях мы посчитали, что добытый - не совсем честным путём - спирт окажется просто необходим. Мы тронулись. Согреваться начали уже через какой-то километр пути. Офицеры, сопровождавшие нас, прознав о нашей удаче, не преминули к нам присоединится. На третий день, такого важного и ответственного мероприятия, офицеры кубарем скатывались с башен, солдаты валялись - другого слова и не подберешь - в десантах. К чести моей сказать, я кое-как держался на ногах и даже мог членораздельно разговаривать.
Комбат решил остановить это безобразие, провел краткое расследование, и установив основных виновных, вынес свой приговор. Сначала нас попросту хотели расстрелять, как изменников Родины, чуть не подорвавших обороноспособность нашей страны, но потом очевидно рассчитав, что выпитый нами спирт несоразмерен затратам на боеприпасы, заменили наказание на более мягкое и ограничились тремя нарядами вне очереди.
По прибытии в СССР наш батальон сразу же перебросили в Нагорный Карабах, где в то время также велась усиленная антисоветская пропаганда, и создавались условия для напряженной ситуации, вот-вот готовой перерасти в вооруженный конфликт.
Там старослужащие и отцы-командиры продолжили передавать нам навыки воинской смекалки. Примерно через три месяца начала нашей службы, мы в достаточной мере овладели всеми тонкостями армейской жизни. Уверенно тянулись к знаниям военного дела и своего физического совершенствования, участвовали в боевых операциях, постепенно превращаясь в закаленных, готовых к любым непредвиденным ситуациям солдат.
К началу 1990 года вооруженные конфликты на территории дружественных нам Армянской и Азербайджанских республик происходили все чаще. Без дела наш батальон практически не находился. Постоянно приходилось усмирять враждующие стороны. Я очень сдружился со своим командиром Александром Ворошиловым. К тому времени ему присвоили звание старшины, и он стал задумываться, чтобы оставить военную службу и демобилизоваться на «гражданку». Своим преемником он готовился сделать меня.
За свой неполный год службы я добился отличных результатов в боевой и политической подготовке, и никто из высшего командного состава не возражал с таким решением «замком взвода». В январе 1990 года он двенадцать раз отстучал меня по пятой точке своим кожаным ремнем, и передав его мне на вечное пользование, не без печали распрощавшись с воинской службой, отправился к себе на родину в Ленинградскую область.
Приняв от него взвод, я продолжил воспитывать молодых бойцов в лучших армейских традициях, неотступно следуя правилами сплачивания солдат одного призыва, и совершенствуя их моральные и жизненные устои.
Под конец моей службы нашему взводу - в количестве десяти человек - пришлось прибыть в одно из селений Нагорного Карабаха, где в большинстве своем жили армяне. Они учинили расправу, закончившуюся жестоким избиением, в отношении не дружественных им азербайджанцев, проживавших в ауле в меньшинстве. Нас послали локализовать этот конфликт. Местечко было не большое и руководство посчитало, что десять бойцов спецназа вполне справятся с этой задачей.
Однако наши командиры просчитались.
Приняв на себя не равный бой, примерно против семисот человек, нам удалось занять ближайшую к селу высоту, и закрепившись на ней, отчаянно оказывать сопротивление в несколько раз превышающим нас силам противника. Наш радист молодой, только что при звавшийся юноша, не успевший еще даже как следует познать службу, смог только передать сообщение о случившейся с нами трагедии и был убит вражеской пулей.
Недруги «жали» нас со всех сторон, нещадно «поливая свинцом». На свистевшие вокруг пули никто уже не обращал внимания, настолько к ним привыкли. Патроны старались экономить, осуществляя по возможности только прицельные выстрелы. Хоть наш взвод и считался снайперским, враг нещадно теснил нас и было вполне очевидно, что долго мы не продержимся.
Бой продолжался более семи часов. Постепенно рядом ложились убитыми все бойцы моего взвода. Вид их окровавленных и изуродованных тел, наполняли мою душу гневом и негодованием. Я в своем отчаянии прекрасно осознавал, что скоро наступит и моя очередь, и при всем моем желании и специальной подготовке, долго мне все равно не продержаться. Уже будучи дважды раненый в грудь, и один раз в левое плечо – касательно, что добавило на моем теле шрамов, я продолжал разбрасывать вокруг себя смертоносный свинец. Несмотря на все мои усилия, посеять среди противника хаос мне не удалось.
Когда у меня кончились патроны, окончательно обессилив, я, будучи уже в полубессознательном состоянии, лежал на дне, наспех вырытого углубления. Сдаваться живым, конечно же, я не собирался и приготовился встретить неприятеля с гранатой в руке. Одной рукой я удерживал смертоносное орудие, указательным пальцем другой собирался выдернуть чеку, когда меня окружат боевики.
Сквозь застилающую мои глаза пелену, я смог разглядеть, как на краю углубления собираются представители противоборствующей стороны, и располагаются по периметру вокруг меня. В них явно угадывались представители кавказской национальности. Они весело обсуждали свою победу, намереваясь по своему обыкновению, совершить позорный поступок – глумление над трупами своих врагов. По вполне естественным причинам, допустить подобного надругательства над телами своих боевых товарищей я не мог, и когда их собралось около двадцати человек, решил выполнить свою печальную миссию. Вдруг - словно сквозь сон - я увидел, как внезапно предполагаемые мучители стали падать один за другим. Как в тумане, я услышал знакомый треск автоматов. Очевидно - в тот момент – подобные звуки были для меня лучшей на свете музыкой, так как совершено ясно давали понять, что к нам прибыло подкрепление. В этот момент я потерял сознание.
Заканчивал я свою службу в военном госпитале. По выходу оттуда, я был удостоен чести – носить краповый берет. Через неделю, мне было выдано предписание явиться, в военкомат по месту жительства, для постановки на воинский учет. Срок моей двухгодичной почетной обязанности защищать политику Партии, и Правительства закончился. Свой последний долг Родине я отдал и спешил на «гражданку», чтобы в новых условиях, активно набирающих тогда в стране обороты, попробовать устроить свою жизнь.
Глава XIV. Миссия заходит в тупик