Резидент
Шрифт:
Въехав в город, тот не стал в него углубляться, а остановился на окраине возле одного довольно приличного небольшого двухэтажного коттеджа. Выйдя из машины, объект моего преследования вошел внутрь дома. В руках он нес бумажный пакет, который придерживал, прижимая к груди. Не чувствуя совершенно никакого подвоха, я конечно же предположил, что это дом одного из американских коллег Туркаева, и решил набраться наглости и зайти к нему в дом без приглашения.
Предвкушая очередную познавательную для меня беседу, я подошел к входной двери. Она оказалась не заперта, что вполне соответствовало моим намерениям проникнуть в дом
Я пожалел, что поторопился и не продумал такую возможность, не захватив с собой карманный фонарик. Минуту я пытался присмотреться, как вдруг услышал за собой звук запирающейся накрепко двери. Одновременно с этим зажегся яркий свет и осветил довольно прилично обставленную современной мебелью залу. Все окна в помещении были занавешены черными непроницаемыми шторами. «Мышеловка» захлопнулась. Все помещение было наполнено людьми с такими перекошенными злобой безобразными рожами, что я понял: «Моя песенка спета, и вряд ли мне дадут отсюда выйти живым».
Когда я заходил, то в полумраке никого не видел, очевидно, они прятались в неосвещаемых местах комнаты, пока сквозь открытую дверь проникал свет, определив заранее, где при этом все равно будет оставаться полная темнота. Сделать это было довольно нетрудно: парадная была довольно большой, мебель сдвинута таким образом, что шкафами образовывала укрытия, кроме того имелась глухая лестница, ведущая на второй этаж, за которой также имелось свободное пространство. После того, как доступ света прекратился, прятаться дальше для них необходимости уже не было, они вышли на середину комнаты, включив одновременно свет.
Я сделал невольное движение рукой, намереваясь достать из-за пояса сзади свой «Тульский Токарев», но мою руку «вежливо» остановил стоявший за моей спиной здоровенный «амбал» и, не сочтя себе это за труд, извлек оружие сам. Ничего не говоря сами и, не давая возможности вставить хоть какое-то слово мне, бандиты набросились на меня всем своим количеством, а их было человек двадцать – не меньше. Какой бы сверхъестественной подготовкой я не обладал, против такого количества превосходящих меня сил противника, я все равно бы не устоял. Единственное, что я успел сделать, так это двинуть локтем стоящего сзади меня любителя чужого оружия – в пах, а первому нападающему спереди, выровнял лицо, глубоко вдавив ударом кулака нос в черепную коробку.
Далее я почувствовал мощный удар по затылку. Возьму на себя смелость предположить, что это был явно не удар кулаком, а чем-то много серьезней. После этого я еще сумел отразить руками три или четыре удара спереди. Кому-то видно надоело вести со мной такие активные боевые действия, и я почувствовал, как что-то столкнулось с моей правой ногой сбоку, отрывая стопу от пола и уводя ее в сторону. Естественным результатом такого движения была потеря моего равновесия. Я еще попытался перегруппироваться, чтобы остаться на ногах, но тут удары посыпались со всех сторон, причем сзади били явно не кулаками.
Все ребята были «бравые» и отлично знали свое дело. Так и не дав своей жертве больше опомниться и занять хоть сколько-нибудь стоящую оборонительную позицию, они так уверенно орудовали своими нижними конечностями, доставляя мне своими прикосновениями совсем не приятные ощущения, что, в конечном итоге, погрузили меня в состояние невесомости и полной прострации, где я снова окунулся в воспоминания.
Глава XXV. В плену
Прослужив уже почти год в Советской армии, в один из погожих октябрьских дней мы со старшиной Ворошиловым находились по делам службы в одном из Карабахских селений. Там мы остановились в одной харчевне, чтобы поужинать. Заказав шашлык, Александр решил, кроме всего прочего, угостить меня выпивкой. Он заказал местного вина и, смачно его потягивая и заедая мясом, мы принялись рассуждать о своей дальнейшей судьбе.
– Ты кем планируешь стать на «гражданке»?
– спросил командир.
– Не знаю, наверное, пойду учится, - выдвинул я предположение своих дальнейших перспектив и проектов.
– А может работать, но образование получу – «по любому», пусть даже заочно.
– А я в армии останусь, сначала на сверхсрочной, а потом тоже выучусь на прапорщика и дальше на офицера. На «гражданке» сейчас делать нечего, работы нормальной нет, а военным дела всегда хватит, тем более спецназовцам, особенно, когда страна «трещит по швам» и разваливается.
Я был полностью со старшиной согласен, но посвящать свою жизнь вооруженным силам мне не хотелось, я был по натуре человек свободолюбивый и мне претило выполнять чьи-то приказы. Я привык сам распоряжаться своей персоной. Об этом я и сказал своему собеседнику:
– Я свободу люблю, мне очень не нравится подстраиваться под чью-то волю.
– Все это мелочи, к ним можно привыкнуть, тем более на войне. А потеряться в мирной жизни очень просто. Попадешь не в ту компанию, вот и все – считай, что жизнь сломана, - высказал довольно мудрое суждение зам-комвзвод.
– Это все правильно, - продолжал отстаивать я свою точку зрения, - но для этого нам дается голова, чтобы принимать правильные для себя решения.
– Знать бы только, где они – эти правильные решения. Чаще всего происходит все спонтанно, и уже потом исправить ничего нельзя. А здесь за тебя: и думают, и рассуждают, и на путь истинный наставляют – все решения принимают за тебя, оставляя тебе лишь четко и неукоснительно выполнять их приказы.
– В армии девчонок мало, - попытался я найти другой аргумент.
– Это пока ты на срочной, - уверено заключил Ворошилов, - на сверхсрочной все намного проще, времени свободного больше, и, поверь, девчонки к военным так и липнут, потому что за нами сила, а главное, надежность.
И тут командир «разбил» моё, казалось, неопровержимое утверждение. Пришлось и на этот раз с ним согласится, однако, я все же задал вопрос, который начинал меня беспокоить:
– Надеюсь, Саня, ты не агитируешь меня в армии остаться еще послужить нашей Родине? Сразу говорю, я не соглашусь, потому что мне на «гражданку» очень хочется, я и служить-то пошел, только, чтобы в тюрьму случайно не загреметь.