Резидент
Шрифт:
– Вот, а я тебе про что, - посчитал нужным заметить «замок».
– Все эти соблазны рано или поздно, но все равно выведут на прямую дорожку в «места не столь отдаленные». Но жить тебе, смотри сам и выбирай, что тебе лучше, только, гляди, не ошибись.
Постепенно за разговором мы допивали свое вино, и я постепенно стал чувствовать, как мои ноги наливаются свинцом, тело деревенеет, а веки тяжелеют. Сначала я подумал, что это опьянение, но когда попробовал встать и не смог, начал понимать, что меня «накачали» каким-то снотворным препаратом. То-то вино показалось мне с каким-то посторонним привкусом. Окружающие меня
Очнулся я в какой-то яме. Глубина ее была около трех метров, в диаметре она была не меньше двух с половиной. Сверху, сквозь круглое зарешеченное отверстие, пробивался сумрачный свет, очевидно, на улице наступал уже вечер. Рядом со мной полусидел командир. Лицо его синюшного цвета было очень опухшим. Правая нога безжизненно лежала петлей. Левую он согнул в колене и притянул к туловищу.
– А, очнулся, - произнес зам-комвзвод.
– Здорово же мы с тобой влипли, приятель.
– Что случилось?
– еще толком ничего не понимая, спросил я, - Где мы находимся?
– На второй вопрос я бы и сам хотел знать ответа, а на первый попробую прояснить, что смогу. Когда это поганое «пойло» стало всасываться в мою кровь, я почувствовал, что что-то не ладно, но было, как и в твоем случае, уже поздно.
– То есть, получается нас опоили?
– выразил я страшное подозрение.
– Получается так, - продолжал Александр, - только ты вот «вырубился» сразу, а я нет. Пробуя поднять твоё «безжизненное» тело, я чувствовал, что сил у меня попросту на это не хватит. В это момент я заметил, что к нам приближаются пятеро кавказцев. Один из них грубо схватил меня за руку и попытался бросить.
– Ну, так врезал бы ему, - вставил я, - а остальных перестрелял.
– Так же подумал и я, - рассказывал дальше «замок», - только вот сил для удара у меня не нашлось, руки словно одеревенели, но я все-таки попытался что-то делать, создавая им не мало хлопот. В результате, они взяли мой же автомат, оказавшийся вдруг таким тяжелым. По этой причине я и не смог даже оторвать оружие от лавки, куда ранее сам же приставил. Они же, прикладом моего же «Калашникова», перебили мне ногу. Кость я уверен, что сломана, силы в ноге я совсем не ощущаю, и она у меня страшно болит, вряд ли я смогу теперь нормально ходить.
– А, что дальше?
– Как только я оказался на земле, один из молодчиков, так съездил меня армейским ботинком по лицу, что я не замедлил потерять сознание. А потом вот я очнулся здесь немногим раньше тебя. Вот и все, что мне известно.
– Что же нам теперь предпринять?
– начал я продумывать, как нам выбраться, - И чего от нас вообще хотят.
– Что делать я не знаю, - ответил Ворошилов, - а хотят от нас скорее всего выкуп. Ты, наверное, слышал, что в последнее время пошла тенденция у жителей гор делать бизнес на том, что они похищают солдат, а потом требуют за них деньги. За тех кого платят, они возвращают.
– А остальных?
– не удержался я от вопрса.
– Тех никто никогда больше не видел, - высказал свое заключение командир, от которого мне пришлось передернуться.
Охватившие меня тревожные мысли не давали уснуть до утра. Я все думал, где же я смогу найти выкуп. Семья у меня не богатая, оставалась надежда только на государство, тем более,
Утром, часа через два после рассвета, решетчатый люк отворился, и я увидел девушку, одетую во все черное. Хоть ее лицо и было до половины закрыто плотной вуалью, но все равно угадывалось, что оно очень красивое. Об этом свидетельствовали ее черные, но вместе с тем добрые, глазки. Я попытался с ней заговорить:
– Девушка, простите, пожалуйста, мою навязчивость, но Вы должны нас понять. Оказавшись в подобной ситуации, нам бы очень хотелось знать, что происходит?
Она ничего не ответила и молча на веревке спустила нам корзину с едой. Мы вынули бутылку воды, две лепешки и еще какую-то кавказскую съедобную траву – вот и весь рацион, каким нас решили попотчевать похитители. Пока лукошко поднималось обратно, я еще раз попробовал обратиться к молодой горянке:
– Послушайте не уходите, поговорите с нами. Судя по Вашим прекрасным добрым глазам, Вы просто не можете быть злой и жестокой. Сбросьте хотя бы короткую доску и каких-нибудь не толстых веревок: моему командиру необходимо перевязать сломанную ногу.
Однако, и на этот вопрос я не получил никакого ответа. Закрыв люк, девушка надежно заперла решетку замком, после чего быстро ушла. Минут через десять, сквозь прутья в решетке пролетела узенькая доска, имеющая в длину не более метра, очень напоминающая медицинскую шину, а также порванный на ленты ситцевый женский платок. С помощью этих приспособлений я зафиксировал Александру ногу, чтобы хоть как-то облегчить его страдания.
Через три часа люк снова открылся, на этот раз, это сделал бородатый армянин, который спустил нам лестницу и велел выбираться. Я помог вылезти Ворошилову, после чего вскарабкался сам. Углубление было вырыто посередине двора, окруженного каменными постройками. На улице нас ждали четверо вооруженных армян, которые составили нам конвой до дома, где находился их военачальник. Я помогал идти Ворошилову, поддерживая его за руку со стороны больной ноги.
Ожидавший нас «полководец» был человеком с коротким округлым черепом. Лицо его выделялось прямым средней величины лбом и было украшено длинным и выгнутым носом. Густые черные брови, чуть прикрывали темные светившиеся злобой глаза. Густые черные волосы достаточно успешно гармонировали с довольно светлой кожей. Одет он был в модную на Кавказе кожаную куртку и черные матерчатые шаровары. По всему его виду было вполне очевидно, что церемониться с нами он абсолютно не станет.
Как только мы вошли, он сразу поставил нас в курс дела:
– Зовут меня Арсен. Я захватил вас в плен и рассчитываю получить за Вас выкуп. Я послал предложение заплатить за Вас деньги в вашу часть, но вот что мне там ответили.
С этими словами кавказец передал нам листок бумаги, где на форменном бланке Министерства Обороны было написано следующее:
«Граждане – жители свободной Армении – на Ваше предложение о передаче Вам денежных средств в сумме сорока тысяч долларов, необходимых для возвращения в строй двух наших бойцов, сообщаю, что пленных солдат Советское государство не выкупает».