Ричард Длинные Руки – эрбпринц
Шрифт:
В Эбберте остались герцог Норберт, Палант и принц Сандорин с Аскланделлой, но принцу я вот как-то забыл упомянуть о своих планах, так что прибудут снова в центре армии Клемента, окруженные вниманием и заботой, а главное, в безопасности.
Мой шатер поставили в лесу, вообще-то не таком уж и дремучем, но на лошадях, правда, не поскачешь всласть, а сами армии кучно расположились за лесом, а вокруг раскинули густую сеть конных застав, вылавливающую всех, кто может нас заметить.
Я дождался, когда прибыл с пешими частями Макс, остальные
Расстелив карту на столе, я положил в нужное место щепочку, означающую большое рыцарское войско, что идет спешным маршем в сторону Генгаузгуза.
— Видимо, — сказал я, — какие-то тревожные слухи докатились до Мунтвига. Если эта армия войдет в Генгаузгуз, нам его не взять. Дорогой Альбрехт, вы зря улыбаетесь так победно, здесь нам не помогут, как со взятием Савуази. Только своими головами.
— Если только с разгону, — сказал Сулливан и почесал лоб, — и в ворота… а не мимо, в стену.
— Да, — согласился Альбрехт со вздохом, — не промахнуться бы.
Герцог Мидль сообщил с достоинством:
— Я готов встретить рыцарское войско. Нас почти вдвое больше!.. Это будет даже не битва, избиение. Даже неловко…
— Нам все ловко, — возразил я сухо. — Тем более будет не парадная битва, где кони-люди, а необходимая народу и плановому хозяйству спецоперация.
Он осведомился:
— Ваше высочество?
— Детали сообщу позже, — ответил я. — Пока строгая секретность. Во избежание, как вы, разумеется, поняли.
Краем глаза увидел усмешку Альбрехта, этот гад сразу понял, что никакого плана спецоперации у меня нет, просто выгадываю время.
Мидль чуть поклонился.
— Гм… ну как бы поняли.
Он ушел, я продолжал рассматривать карту; Альбрехт подошел и встал рядом.
— Одеваем лисьи шкуры?
— Раз львиные не помогают, — буркнул я, — наденем любые.
— Что-то вырисовывается?
— Смутно, — признался я. — Нужно, чтобы все действовали предельно слаженно. Тогда будет шанс… но только шанс. А сейчас нужно собрать всех командиров и довести задачу до каждого. Если хоть один не выполнит — все рухнет.
Он сказал с беспокойством:
— А что-то попроще?
— Пока не вижу, — признался я.
Люди Алана, которого Норберт послал вместо себя обеспечивать разведку, сообщили, что конница Мунтвига уже совсем близко, через три-четыре часа будет здесь.
Я помог Максу расположить лучников и копейщиков, дал строжайшие указания Мидлю и Сулливану, а сам с Альбрехтом выехал навстречу, и, спрятав коней в лощине, мы взобрались на невысокую каменную гряду и следили, как вдали поднялось и начало разрастаться облачко пыли.
Вообще-то там пыль почти незаметна, это когда вот так смотришь издалека, выглядит густой и непроглядной, но сами всадники едут сквозь нее, совершенно не замечая, хотя, конечно, прибудут в место назначения в пыли с головы
Альбрехт залег рядом, настороженный и с цепким взглядом, просматривая внизу с такой интенсивностью, будто видит все насквозь.
— Ваше высочество, — проговорил он сдержанно, — вы становитесь все осторожнее…
— Это к чему? — спросил я.
— Мидль верно сказал, — заметил он, — у него втрое больше рыцарской конницы. Плюс она… лучше вооружена. И доспехи лучше.
— Вас интересует, граф, — буркнул я, — почему не «ура» и не в лоб?
— Ну, примерно так. Хотя понимаю, вы хотите побеждать без потерь.
Я сказал нехотя:
— Граф, это тоже… Конечно же, без потерь. Но сейчас не это главное.
— А что?
Я спросил мягко:
— На кого работаете, граф? На Мунтвига, Вильгельма или Германа?
Он сердито сплюнул, перекрестился.
— Ну и шуточки у вас, сэр!
— Идут, — сказал я.
В облаке пыли начал поблескивать металл, затем оно медленно рассеялось, стали видны идущие рысью крупные кони с закованными в железо всадниками.
Мне почудилось, что под этой рыцарской конницей дрожит и недовольно гудит земля. Продвигается войско подобно текущей по ущелью лаве, грозно и беспощадно, все живое стремится поскорее убраться с ее пути.
Альбрехт некоторое время сердито молчал, затем начал отпускать ехидные замечания в адрес военачальников этого войска. Хоть они и в своем королевстве, и столица рядом, но все-таки двигаться вот так, беспечно, даже конные разъезды не выслать вперед — это полнейшее пренебрежение воинским мастерством!
— Храбрецы, — ответил я с одобрением. — Настоящие рыцари!.. Беспокоиться о безопасности — это так низко, неблагородно, некрасиво… Еще кто-то заподозрит в трусости…
— Конечно, молодцы, — согласился он в тон. — Особенно вот те, что сняли доспехи, хотя я не сказал бы, что жарко. Мне, вообще-то, холодно.
— И все без шлемов, — заметил я, — что обрадует Макса.
— Не обрадует, — возразил Альбрехт. — Макс тоже предпочитает честный бой. Молодой еще…
Он быстро зыркнул в мою сторону. Дескать, сюзерен у нас тоже молодой, но уже неблагородный с головы до ног, думает о победах, а не о красоте сражений, нет в нем уже азарта дикой атаки и безумной отваги с выпученными глазами…
Я еще с минуту наблюдал за колонной рыцарей: едут пышные и спесивые, уверенные в себе и своих силах, проговорил тихонько:
— Все, возвращаемся.
Во главе их конницы двигаются наиболее знатные, что и понятно, чтобы не глотать пыль, полотнища знамен шелестят над их головами, впереди всадник на крупном черном коне под багровой попоной с крупными львами, вышитыми золотом, шлем он снял, оставшись в толстой вязаной шапочке, закрывающей также уши и шею, в такой тепло даже зимой…
Он торопливо натянул повод, за поворотом открылось то, чего никак не ожидал: не меньше тысячи чужих стрелков разом натянули луки, донеслась команда.