Ричард Длинные Руки – эрцпринц
Шрифт:
Измученные слишком долгим переходом, всадники раскачиваются в седлах, едва-едва не падая под копыта коней.
— Вообще-то они поступили верно, — сказал я. — Только не учли, я не те ленивые короли, что правили этими землями в старину! Победы одерживает тот, кто быстрее передвигается. Скоро им это придется узнать. Возвращаемся!
Солнце выглянуло из-за тучки, рыцарские доспехи вспыхнули золотом, а длинные острия пик заискрились, словно каждое несет на себе звезду.
Я послал
Впереди горизонт почернел от массы людей, все конные, двигаются шагом, сберегая силы лошадей для стремительного и тяжелого удара.
Я рассмотрел передние отряды, эти явно постараются прорвать нашу оборону, за ними всадники более легкие, впереди же прямо скалы на слонах, северные люди вроде бы покрупнее южных. Наше счастье, доспехи у них похуже, нет развитой металлургии, а за нашими латами охотятся, как за сокровищами.
С изумлением увидел, как вперед выехали на мулах священники и начали раздавать причастие рыцарям, осеняя крестным знамением целые отряды.
Клемент сказал изумленно:
— Что за? Это же антихристы!
— То же самое они говорят о нас, — ответил я хмуро. — Значит, сеча будет кровавая и беспощадная.
— Пленных не брать?
— Только если бросят оружие и падут лицом на землю, — ответил я. — Ибо, если отвернетесь, вас же ударят в спину. Нечестивцев можно бить в спину даже благородным рыцарям.
— Ага, — сказал он, — значит, будем, ибо нечестивцы — они! Господь с нами! Так кто же против нас?
Я сказал с тоской:
— Бог нас всех видит, только не различает.
Конница Клемента впереди, впечатление такое, что сейчас будет страшная сеча грудь в грудь, яростная и беспощадная. На стороне громко и властно труба пропела сигнал к атаке.
Мунтвиговцы, заслышав медный зов, не пошли в атаку, а ринулись с такой яростью, что лучше бы им оказаться победителями в поединках, сейчас же словно все войско возжелало немедленно стереть нас с лица земли, ринулось галопом, размахивая над головами мечами, топорами, булавами, молотами и даже моргенштернами.
Я уже открыл рот, чтобы прокричать приказ, но звонко и страшно пропела и с нашей стороны труба. Конница поспешно, но очень слаженно отступила, а вперед вышли ровными рядами пехотные части копейщиков.
Двигаясь четко и слаженно, они присели и, втоптав тупой конец длиннющего копья в землю и придерживая его ногой, нацелили острия в сторону бешено скачущей конницы.
За ними выходили еще и еще, повторяя движение, и вскоре вся линия ощетйнилась копьями в несколько рядов так густо, что между ними не проскользнул бы и заяц.
Наша конница продолжала отступать, и теперь стало видно, что они идут через ровные ряды лучников и арбалетчиков, что уже подняли свое оружие и ждут в полной боевой готовности.
Конница Мунтвига уже набрала разгон, скачут в беспорядке, явно новый император не верит в военное искусство, предпочитая боевую ярость берсерков, молодецкий удар и рыцарскую отвагу. Да если бы и захотели остановиться, вряд ли сумели бы, сзади напирают такие же. Тяжеловооруженной панцирной конницы столько, что просто обязана задавить и растоптать числом…
Донесся громкий вопль:
— Лучники-и-и… Пли!
Воздух прочертили тяжелые стрелы, а когда обрушились на скачущих, там сразу многие закачались в седлах, кто-то свалился под копыта, кто-то упал на конскую гриву. Раненые кони не слушаются поводьев, бросаются из стороны в сторону, внося сумятицу, а за первой тучей стрел пошла вторая, третья, четвертая…
И все-таки лавина достигла страшной щетины из копий. Ударила со всей мощью и пала, пригибая их к земле, однако копейщики торопливо выдергивают свои страшные жала и, отступив на шаг, снова направляют их в сторону противника.
Кони поднимаются на дыбы, отказываются идти на преграду, всадники пришпоривают, а в это время сверху бьют тяжелые стрелы, а копейщики с силой ударяют в грудь острыми копьями.
В первые же минуты перед ощетинившимся строем вырос целый вал из тел. Прозвучала команда, и первый ряд копейщиков отступил на два шага, а за ними и второй, и снова они застыли в настороженной готовности отражать удары.
Сердце мое бухает яростно, а кровь стучит в висках. В каждом из нас живет зверь, монстр, чудовище, доставшийся от того Змея, что соблазнил Еву и заделал ей Каина и Авеля. Этот зверь невероятно силен, и победить его невозможно.
Нет, вообще-то возможно, но для этого надо превратиться в аскета, вроде Симеона-столпника или святого Антония, ежесекундно сражающихся со своими бесами, но, на мой взгляд, это уже победа зверя, ибо он отвлек все внимание на себя и не дает строить Царство Небесное, в смысле — учиться, работать, развиваться, творить, изобретать, завести семью и нарожать детей, что тоже входит в понятие Царства Небесного.
Нельзя зверя в себе обмануть или попытаться как-то манипулировать им, но можно исхитриться использовать его звериную мощь в своих интересах.
В конце концов, все мы любим поесть, а это уступка зверю, все мы бросаемся с оружием в руках защищать свое жизненное пространство, своих самок и детенышей. Мы почти с наслаждением убиваем врагов, а это не то, что сдаемся зверю или даем ему взять над собой верх, это просто временная и точно рассчитанная уступка, ибо человек абсолютно чистый и светлый в нашем зверином мире просто не выживет. Потому и победили те, кто носит в себе свет, но время от времени выпускает из себя это чудовище, потому что оно лучше может постоять за себя, а светлый да благочестивый всем все уступит и уйдет, посыпая голову пеплом.