Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
Я сказал пораженно:
— Так ты Библию читал?
— Да, Ваша светлость.
— Что случилось?
— Да слабый в детстве был. Все говорили, что помру скоро. Вот и читал, чтобы подготовиться…
— И как, помогло?
Он покачал головой.
— Нагрянули пираты, деревню пограбили, а меня и еще троих забрали на корабли, чтобы прислуживали за столом. Морской воздух как-то выходил…
Он нависал надо мной, как медведь гризли над сусликом, от него по всему кораблю распространяется ощущение дикой силы.
— Морской
Каменное дерево-гигант осталось за кормой, мимо поплыли мелкие острова, даже издали видно, что людей там нет, а если бы кого и выкинуло кораблекрушением, то прожили бы недолго. Пусть там и много крабов на берегу, а еще вон даже омары ползают, но без пресной воды как-то не весьма.
Еще пара островов с густым лесом, холмами, но если там и есть люди, то одна-две деревушки среди деревьев, неинтересно. Затем большие острова, даже в ночи я видел с большой высоты города и четкие ниточки дорог, а в уютных бухтах стоит на рейде множество кораблей, из которых самые крупные — когги.
На всякий случай их обошли по широкой дуге. Ордоньес все оглядывался, но никто не бросился в погоню, хотя наверняка нас видели и оценили грозную мощь огромных кораблей.
— Уважают, — сказал он довольно, хоть и с некоторым разочарованием. — Очень уважают…
— Розы прививают любовь к природе, — согласился я, — а шипы — уважение.
Он захохотал, довольный.
— Точно! Хочешь, чтобы уважали, подведи корабль поближе и поставь у борта два ряда арбалетчиков со взведенными тетивами.
Из «вороньего гнезда» на клотике донесся вопль:
— Земля!
— Восьмая за сегодня, — сказал Ордоньес.
Дымчатый силуэт острова появился сперва словно акварельный рисунок, затем обрел четкие и даже резкие линии. Матросы подбежали к борту, обнаженные до пояса, с подвернутыми штанами, посмотрели и разбежались по мачтам в ожидании неизбежной команды сбавить ход.
— Остров хорош, — сказал Ордоньес задумчиво, — но что-то не видать жилья…
— Может быть, — предположил Юрген, — в глубине?
— И никто не ловит рыбу? — поинтересовался Ордоньес. — Не собирает водоросли, крабов, ценные раковины?
Он посмотрел на меня, я пожал плечами.
— Языческие боги бывают весьма зелыми. Может быть, вообще запрещают умываться!
Ордоньес хмыкнул.
— И что в этом зелого?.. Умываться должны женщины и хомячки. Как я понял по жаркому дыханию у меня за спиной, кому-то не терпится, да? Кто-то жаждет высадиться?
Яков и Мишель поспешно отступили, но Юрген покосился в мою сторону и прогудел довольно:
— Точно! У нас же теперь просто прогулка с катанием по водам его светлости… Почему не посмотреть, что там глыбже? Вдруг его светлость пожелает там замок выстроить?.. Или на мышей поохотиться?
Ордоньес сказал в задумчивости:
— Ну, разве что на мышей, раз от драконов уже тошнит… Хорошо, если его светлость изволит позволить восхотеть…
Они все смотрели в ожидании, я сказал весело:
— Почему нет? Мы как бы прогуливаемся на яхте после трудов праведных… в нашем истолковании? Готовьте лодку.
Ордоньес сказал Юргену:
— Спускай шлюпку на воду.
— Слушаюсь, — ответил Юрген браво и заорал: — Шлюпку на воду!
С палубы раздался ответный вопль:
— Шлюпку на воду!.. Шлюпку на воду!
Да запомнил я уже, мелькнуло у меня в голове, запомнил, можете не повторять. Здесь нет лодок, и вообще непонятно, что это такое, а только шлюпки… И по морю не плавают, а ходят, потому что сказать, будто моряки плавают, это назвать их говном…
Остров с прекрасным пляжем, песок блестит под солнцем, волны накатывают медленно, лениво, не потревожили бы и ребенка, копающегося в песочке, да только нет и следа человеческого присутствия, хотя с лодки вижу стайки крупных рыб, толстых и глупых, жирных настолько, что сразу на сковородку; на берег вышла группа крабов и направилась деловито за кокосами…
Юрген покрикивал, заставляя убыстрять темп, лодку разогнали и разом подняли весла, и она с разбега выскочила на берег и проскрипела днищем по песку.
Моряки выскочили и встащили ее, уже пустую, повыше. Двое остались охранять, а Юрген с горящими глазами, чуть не повизгивая, оглянулся на меня.
— Ваша светлость?
— Веди, — согласился я.
В лицо дул несильный свежий ветер, листья тревожно трепещут, но тяжелые ветки лишь небрежно покачиваются, царственные в полуденной лени.
Деревья стоят так плотно, что часто приходится протискиваться боком, однако все равно светло и даже солнечно. Юрген начал посвистывать, Яков и Мишель то и дело обгоняли, бахвалясь, что проскакивают между деревьями, как юркие зайцы.
Юрген вдруг сказал довольно:
— Ого, а людишки здесь бывали…
Дальше земля неровная, даже холмистая, сердце сжалось, это же рассыпавшиеся руины чего-то крупного, настолько древние, позеленевшие и обросшие мхом, что уже неотличимы от таких же давно упавших деревьев.
Яков шаркал подошвой по траве, морщился, матерился.
— Бывали, — подтвердил он зло.
Сами деревья все выше и массивнее, зато уважительно держатся на расстоянии одно от другого. Мы двигались уже попарно, мелкие зверьки прыскали из кустов, шелестели в траве, а впереди медленно открылся за редеющей оградой странный, лишенный всякой растительности гигантский круг…
Деревья выпустили нас на простор, перед нами не просто круг без деревьев и кустов, как показалось сперва, а утоптанная земля, что пологой воронкой уходит к центру.