Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
Мое сердце оборвалось, там, впереди, настоящая широкая дыра с гладкими стенками, уходит вниз, как будто вокруг не вода, а твердый камень…
Ордоньес, опомнившись, заорал:
— Поднять кливера! На брасах стоять!
Испуганные матросы ринулись на мачты, парус приподняли, в то же время не давая сорвать ветром. Корабль неумолимо двигался в сторону черной дыры океана, потом его начало медленно сносить в сторону. «Ужас Глубин» в нескольких кабельтовых сзади повторял наш маневр.
Я затаил дыхание, корпус проходит совсем близко от края, водяные стены в самом деле стремятся далеко вниз, похоже на широчайшую трубу, но только в эту трубу свободно прошел бы город средней величины…
И жуткое и чудовищное в том, что нас даже не пробует затянуть водоворотом. Дыра в океане есть, вода туда стекает свободно, но водоворота нет как нет, хотя такое немыслимо!
Ордоньеса трясло с головы до ног, он перекрестился дрожащими пальцами, посмотрел на небо в грозных тучах и перекрестился еще раз.
— Господи, — проговорил он колеблющимся, как дерево на ветру, голосом, — что это?
Я пробормотал:
— Хочешь, чтобы я ответил за него?
— Да, сэр Ричард, вы ж то ли его любимчик, то ли Сатана под личиной…
— Боюсь, — сказал я медленно, — эта дыра в океане одна из причин…
Он ждал, но я молчал, стараясь сформулировать то странное чувство, что возникло при виде этой чудовищной трубы.
— Каких? — спросил он осторожно.
— Император Герман, — объяснил я, — изволили подарить мне эти острова… как думаете, почему?
Он ответил злобно:
— У самого руки коротки!
— Отчасти верно, — согласился я. — Хотя вы же доплыли… Возможно, император пару раз уже обломал зубы, даже не добравшись до высадки на берег?.. Стимфалийские птицы, големы на берегах, эта вот дыра, еще что-нить, на что мы еще не наткнулись… А эскадры у него наверняка бывали побольше…
— Тогда почему посылает вас? — спросил он враждебно. — Вот гад!
— Нас ему не жалко, — согласился я. — Если погибнем — одной угрозой меньше… С другой стороны, возможно, на самих островах существует угроза побольше…
— Хочет столкнуть две беды? — спросил он.
— Это только предположение, — предупредил я. — Возможно, на островах от Древних какой-то гадости больше, чем в других местах? И это опасно для Юга… впрочем, и для Севера, но Юг хотя бы догадывается, что отсюда может выползти…
Он еще раз перекрестился, очень необычный для него жест, я подумал, что я в этом отношении еще пиратистее, перекрестился размашисто и сказал громко:
— Господи, избавь нас от… сам знаешь от чего, тебе виднее. Аминь!
Ордоньес посмотрел с подозрением, что-то не замечал за мной набожности, но смолчал, а с клотика раздался ликующий вопль:
— Других дыр не видно!
— Слава Господу, — сказал Ордоньес с чувством, но креститься не стал, будет слишком, Господь и так все видит и слышит, не глухой. — Знаете, ваша светлость, я напросился с вами на легкую прогулку, но, поверите ли, теперь даже ночью спать ложусь одетым и с мечом в руке!
— Ну это вы уж слишком, — мягко упрекнул я. — Не каждый же день будет попадаться всякое…
— Хорошо бы, — сказан он, — но только статуя скоро зацветет! Там уже почки набухли. И еще… веточки начинают лезть прямо из обшивки. Если такое же и на днище, то это замедлит движение… а потом, не знаю, но корабль может и вовсе рассыпаться…
Сперва это выглядело как облачко, показавшееся из-за горизонта. Облачко на бесконечной голубой глади. Попутный ветер гнал корабль резво, клочок белого тумана на зеленоватой воде моря разрастался, я успел заметить, что он не меняет формы.
Я посмотрел на сияющую синь, солнце уже опускается к грани между небом и землей, одинокое облачко начало розоветь в ожидании заката, море медленно засыпает, ветер почти утих.
— Я буду в каюте, — сказал я Ордоньесу. — Если что, кричите.
— Да уж, — ответил он с сарказмом, — конечно, сразу «караул», а как же.
В каюте я снова развернул карту, кое-что дополнил, память услужливо раскрывает все, что видел, теперь бы понять, что увидел и что из увиденного может во что вылиться.
Что острова не под единым правлением, это уже известно, хотя и непонятно. Мне кажется, обязательно сильный правитель должен попытаться подгрести все под свою руку. И если этого все еще не произошло, то нечто более сильное, чем его воля и армия, сдерживает экспансию…
В дверь послышался стук, я поморщился, крикнул:
— Ну?
Голос мой прозвучал грозно, так что если кто-то сунулся с пустяком, то испугается и уйдет, за дверью в самом деле в нерешительности посопели, затем донесся робкий голос:
— Ваша светлость, команда волнуется…
— Войди, — велел я.
Вошел незнакомый матрос, поклонился непривычно низко, почти как придворный, а не как гордый пират.
— Ваша светлость, — повторил он, — статуя…
— Что, — сказал я, — сошла с носа и гуляет по палубе?
Он испуганно всхрюкнул:
— Гуляет?.. Нет, ваша светлость, еще не… а что, может?
— Ну да, — ответил я, — сколько ей еще стоять там, прикованной… Так что с нею?
— Веточки, — выдохнул он, — уже зацвели…
Холод прокатился по моему телу, но я сказал натужно беспечно:
— А что за цветы?
Он дернулся.
— Цветы?.. Да кто их… белые какие-то…
— Пчелы летят?
— Ваша светлость, — проговорил он в испуге, — какие пчелы тут, среди моря…
— Морские, — ответил я. — Столько плаваешь и не встречал еще? Морских коров видишь каждый день, а пчел… Темнота! Цветы хорошо пахнут?
— Н-н-не знаю, — проблеял он. — Не нюхал. Никто не подходит близко.
Я поднялся, отодвинул стул.