Ричард Длинные Руки – гауграф
Шрифт:
Я сказал в замешательстве:
– Очень… очень даже хорошо. Но все равно это нехорошо…
Она продолжала втирать мазь, от нее не только приток сил, но и прилив желания, а я без мази уже готов, воля плавится, а мой обет… какой обет? Разве я давал какой-то обет?.. превращается в песок.
– Это, – сказала она настойчиво, – хорошо! Очень хорошо. Вы желаете меня, вы жаждете меня! Разве не так?
– Так, – прошептал я.
– Вы готовы отдать все, чтобы взять меня всю…
– Да, – прошептал я еще тише, – готов…
– Да возьмите, – выкрикнула она. – Возьмите же!
Одним
Мои руки потянулись к ней, задрожали. Я стиснул челюсти, на лбу и висках вздулись толстые жилы, выступил пот. Тело горело, а чресла жгло огнем, там все было готово взорваться.
– Леди Клеондрина, – сказал я хриплым голосом, – это жестоко…
– Мой благородный рыцарь, – сказала она и прильнула всем телом, – вот теперь вам уж точно придется поступиться своими обетами…
Смех ее был веселым, слова шутливыми, но я стиснул зубы крепче и, чувствуя себя последним дураком на свете, заставил себя выдохнуть:
– Нет… нет, леди Клеондрина!.. Я никогда не поступлюсь обетами… С вашей стороны жестоко этого требовать…
Она отпрянула, на прекрасном раскрасневшемся личике отразились изумление и внезапный гнев.
– Требовать?.. Доблестный рыцарь! Это я, благородная леди Клеондрина, владетельная хозяйка этих земель, легла с вами, забыв стыд и честь, чтобы хоть чем-то малым отблагодарить вас за благородный поступок!.. А вы отвергаете?
Я сделал над собой неимоверное усилие, будто двигал гору. Мышцы затрещали от натуги, ведь боролся еще и с собой, обеими руками сдвинул прекрасную обнаженную женщину с себя, опустил на ложе рядом, а сам поспешно вскочил.
Меня трясло от стыда, позора, унижения, что обо мне подумают, ничтожество, червяк, комната расплывалась, пол под ногами качался, но я сумел схватить брюки и поспешно натянуть, что удалось с немалым трудом.
Обнаженная женщина приподнялась на локте и смотрела круглыми остановившимися глазами.
– Сэр рыцарь! – прошептала она в великом изумлении. – Значит ли это, что вы отказываетесь… от меня? От меня?
Я едва не взвыл от стыда, поклонился и ответил не своим голосом:
– Прекраснейшая леди Клеондрина, я никогда не посмел бы отказаться от вас! Да и какой мужчина в своем уме откажется? Я мечтаю заслужить вашу признательность, ваше внимание… А за одну вашу улыбку я готов умереть!..
Она спросила все тем же изумленным голосом, чересчур тихим:
– Но вот вам мои улыбки, мои простертые к вам руки, мое желание насытить ваши чувства и погасить огонь в ваших пылающих чреслах!.. Вот я, сэр рыцарь! Возьмите меня и удовлетворите свою страсть!
Я застегнул широкий пояс. И хотя пальцы еще не ощутили ни меча, ни боевого молота, ощутил себя увереннее, а когда заговорил, голос почти не дрожал:
– Леди Клеондрина! Будь я рыцарем, я, может быть… Но я еще не рыцарь! И потому стремлюсь быть достойным звания рыцаря. И потому никогда не отступлю от обетов, никогда не посмею бросить тень ни на свою честь, ни на чужую. Вы – необыкновенная женщина!.. В вашу честь трубадуры должны слагать песни, в вашу честь знатнейшие рыцари должны собираться на турниры и ломать там во имя вашей улыбки копья! И я не посмею бросить тень на вашу честь, поступив вот так… недостойно. Вы не должны мне платить за спасение. Это долг каждого рыцаря… да что там рыцаря – каждого мужчины! – броситься на помощь женщине, даже если это грозит ему увечьем или смертью…
Мой язык молол эту высокопарную чепуху, а она приподнялась выше, фигура ее грациозно изогнулась. Внутри моей мохнатой сути взвыло. Я с трудом загнал зверя глубже, ее звонкий голосок пробивался сквозь грохот в моей голове, как серебристый ручеек пробивается через нагромождение скал и камней.
– Вы рыцарь, благородный сэр Дик!.. Даже если все еще не получили рыцарский пояс и рыцарские шпоры. Но я не из благодарности легла с вами на ложе! Из благодарности я заживила ваши раны, а кузнец из той же благодарности за спасение их госпожи подбирает вам более достойные доспехи, чем та рвань, что была на ваших широких плечах, которые каждая женщина мечтает обнять… Но я решила с вами разделить ложе совсем по другой причине…
Я огляделся в поисках рубашки, отступил на шаг.
– Леди Клеондрина! Вы не должны так говорить. Так говорят только простолюдины, а благородные люди должны иметь возвышенные мысли. С вашей неслыханной красотой вы призваны царить над миром! Ради того, чтобы заслужить вашу благосклонную улыбку, рыцари будут сражаться… Их будут выбивать из седел, они будут умирать с вашим прекрасным именем на губах!.. Нет, вы не должны приносить в жертву так… много.
Она все еще не верила тому бреду, что молол мой конформистский язык, не поднималась с ложа, только уперлась локтем, отчего ее гибкая фигурка эротично изогнулась. Но ее огромные синие глаза наконец загорелись гневом, а нежнейшее лицо полыхнуло красным.
– Сэр рыцарь, – сказала она звонким негодующим голосом, – вы не понимаете, что говорите!.. Вот я, нежная и зовущая вас женщина, томящаяся без ваших сильных рук. Набросьтесь на меня, мните, терзайте, утолите свои желания, делайте со мной все, что проделываете в своих ночных видениях… Я жду этого, я жажду!
Я отступил еще на шажок. Трясло, сердце колотилось, горячая кровь тяжелыми волнами расплавленного металла с силой била то в чресла, то в голову, то в сердце. В голову, правда, не поднималась, высоко, но сердце наполнилось отвагой и жаждой совершить что-то необыкновенное и очень красивое. Хотя я уже совершил немало, ведь я воздерживаюсь все время путешествия.
– Леди Клеондрина, – ответил я с достоинством, – наш священник говорит, что ночные видения насылает дьявол. Говорят, иногда и ангелы посещают праведников в их чистых снах, но то, что являлось мне, несомненно от дьявола, ибо сладостно и мерзко греховно. Посему я прошу позволения удалиться… дабы ратными подвигами в ваше имя, леди, заслужить бесценнейшее право как-нибудь прибыть к вам украшенным многими славными победами и бросить к вашим ногам боевые трофеи… дабы вы узрели мои заслуги и наградили меня благосклонной улыбкой…