Ричард Длинные Руки – гауграф
Шрифт:
Ланзерот и Бернард, словно тоже решили, что на телеге с дышлом встретят именно дьявола, пришпорили коней и понеслись навстречу. Рудольф и Асмер двигались по сторонам повозки сразу посуровевшие. За дверью повозки послышался скрип натягиваемой стальной тетивы арбалета.
Возница, что дремал на облучке, очнулся от грохота копыт и с удивлением смотрел на приближающихся всадников. Страха на его лице я не усмотрел.
Бернард оглянулся на меня, нахмурился, буркнул неприязненно:
– Надо было остаться.
Ланзерот спросил звучным голосом:
– Откуда
Он заступил своим конем дорогу. Возница натянул поводья, лошади с великим облегчением остановились. Я покосился на второго всадника, тот тоже придержал коня.
– Из Ирама, сэр рыцарь, – ответил возница почтительно. – Мы купцы, зарабатываем немного…
Бернард хмыкнул:
– В Ирам ездить – большой риск, так что зарабатываешь неплохо. Но ты не трусь, грабить не будем. Что там в Ираме? Разве там люди еще остались?
Возница поклонился.
– Города живут, ваша милость. Многие, правда, сбежали, но многие остались. И то сказать, нечисть если и была в этих землях, то ее либо побили, либо ушла обратно. Я третий раз езжу, но там безопасно, как в Срединных Королевствах…
Бернард кивнул, медленно пустил коня вдоль каравана. Его железная рука похлопала по мешкам, зоркие глаза оглядели придирчиво груженых коней. Всадник, замыкающий караван, казалось, дремал. Я раздраженно смотрел на Ланзерота и Бернарда, тоже мне таможенников корчат, они медлили, все еще не пропускали повозку, осматривали бесцеремонно, грубо. Бернард объехал телегу с другой стороны, снова пощупал мешок.
– Зерно везешь?
– Зерно, ваша милость!
– Странно…
– Что не так, ваша милость?
– Разве зерно не нужнее там, в городах?
– Я ж говорил, народу стало меньше!
– Да, но вне городских стен землепашцев еще меньше, – проговорил Бернард. – Да и вообще…
Он протянул это «вообще» таким зловещим голосом, что моя рука невольно потянулась к молоту. Возница не на шутку перетрусил.
– Что не так, ваша милость?
– Осажденные всегда накапливают зерно, – сказал Бернард медленно, как муравьи в закромах. – Ты кто, вор?
Мне стали чуть понятнее действия Ланзерота и Бернарда, хотя вообще-то ворья везде немало, пусть их ловят люди шерифа, а у нас, везущих драгоценную реликвию, должны быть другие заботы.
Возница воздел руки. Мне показалось, что он готов скатиться с облучка телеги и пасть в дорожную пыль на колени перед конем Бернарда.
– Благородные рыцари! – возопил он плачущим голосом. – Да не вор я, не вор!.. Я честный торговец!.. А зерна в этих землях немало. Мяса – верно, мало, нечисть до мяса падка, они ж не только людей пожирают, но и зверей… поверите ли, не только стада диких свиней переловили и сожрали, но и стаю волков как-то догнали и разорвали в клочья…
Бернард кивнул:
– Значит, все-таки нечисти в этих краях немало?
– Да не в этих, – сказал возница плачуще, – а в тех!.. Сюда если и проберется какая, то вреда от нее мало.
Ланзерот уже обогнул караван, приблизился с другой стороны. Лицо у него было скучающее.
– Ладно, – сказал он неожиданно, – перекрестись, что не врешь, да езжай себе дальше.
Лицо возницы застыло. Потом вся фигура начала меняться. Плечи раздвинулись, плащ натянулся. Над глазами стали выдвигаться тяжелые надбровные дуги, закрывая сузившиеся глаза.
Щелкнуло, во лбу возницы появилось белое оперение короткой стрелы. Ланзерот и Бернард исчезли, на их месте были два металлических вихря. Всадник ринулся в их сторону, на ходу превращаясь в нечто огромное зеленое, единое с конем. Я с ужасом обнаружил, что и оба навьюченных коня странно присели на укоротившихся ногах, расплываются. Гладкая лоснящаяся кожа стала серой, пошла чешуйками. Те собрались в крупные костяные щитки. Стройные ноги превратились в толстые лапы, похожие на куриные, только в десятки раз крупнее, а когти погрузились в твердую землю, как в мокрую глину.
Я успел увидеть как конские головы превращаются в оскаленные пасти, полные острых зубов. В стороне был лязг, стук, крики, звериный вой, потом коня так сильно толкнули, что я едва не вылетел из седла. Блестящая фигура заслонила мир, сверкающий меч блистал подобно падающему в лучах яркого солнца ливню. Зеленые брызги попали на руки, я с омерзением отряхнулся, и тут мешки словно взорвались, полезли жуткие твари с мохнатыми кожистыми крыльями.
Я заорал, конь с готовностью скакнул к телеге. Я наконец-то ударил мечом, даже не вспомнив про молот. Широкое лезвие с легкостью ссекло полкрыла и нанесло длинную рану на груди гарпии. Она упала коню под копыта, затрепыхалась. Я остервенело рубил, рушил, меня тоже били, клевали, кусали, царапали, я орал и размахивал мечом…
Потом все разом затихло. Я огляделся, ошалелый, с окровавленным мечом. Повозка подъехала и остановилась в двух шагах, Рудольф и Асмер деловито добивают все, что шевелится. В проеме повозки принцесса с бледным решительным лицом, у ног ее разряженный арбалет, в руке длинный узкий нож. Вокруг телеги лжеторговцев куски зеленого мяса, лужи слизи, отсеченные лапы, крылья, разрубленные головы таких омерзительных чудищ, что я побледнел и отвернулся.
Ланзерот с брезгливой тщательностью вытирал меч. Я тоже стал вытирать лезвие, неумело, торопливо. Ладони скользили, не сразу сообразил, что и рукоять в липкой крови, и весь я как мясник.
Блистательный Ланзерот, на доспехах ни единого пятнышка, бросил меч в ножны. Я почти с завистью смотрел, как он хозяйски направил коня к принцессе, что-то строго выговаривал. Бернард махнул рукой принцессе:
– Здесь все. Езжайте, езжайте!.. Сейчас догоним. Рудольф, Асмер – от повозки ни на шаг.
«Скотина, – мелькнуло у меня в голове. – Мог бы сказать, ни на шаг от принцессы. Конечно, мощи самого Тертуллиана, но все равно высшая драгоценность этого мира – принцесса. Видно же, что Господь ее любит, если сделал такой совершенной, чистой, возвышенной… даже когда с ножом и арбалетом в руках».