Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
Когда подъехали ближе, граф Гатер сказал довольно:
– И ручеек все так же. Не спрятался, мошенник.
Судя по множеству выложенных белым песком дорожек, ручеек в самом деле не раз пытался убраться поглубже, но корни всякий раз отыскивали и снова выводили на самый верх.
Рыцари соскакивали на землю, оруженосцы и воины принялись расседлывать, кто-то взялся собирать хворост для костра, а я отвел Зайчика в сторону, снял Иллариану с седла и долго не хотел опускать на землю, такое странное тянущее чувство,
Рыцари понимающе переглянулись, когда мы ушли в сторону от походного лагеря. Высокие зеленые ветви кустов заговорщицки сомкнулись за нашими спинами.
Иллариана поглядывала на меня искоса, на лицо набежала тень, наконец произнесла грустно:
– Мне надо вернуться…
Я охнул:
– Что? Я помру без тебя!
Она сказала поспешно:
– Я прилечу к тебе в замок. Обязательно. В тот же день, когда вернешься в свою каменную крепость.
– Завтра? – спросил я.
Она кивнула:
– Завтра.
– Обещаешь?
Она засмеялась.
– Клянусь! У меня нет причин тебя обманывать.
Я сказал потерянно:
– Я знаю, тебя не удержать. Да я и не стану. Я слишком сильно, просто безумно тебя люблю.
Она остановилась, прямо взглянула мне снизу вверх в лицо. Я привлек ее к себе, она с готовностью прижалась всем телом, замерла на долгое мгновение, даже дыхание задержала, во что-то вслушиваясь, вчувствываясь, наконец с тяжелым вздохом отстранилась, и я видел, что делает это очень неохотно.
– Надо, – произнесла она кротко. – У меня тоже есть долг перед своим племенем. Ночь пройдет быстро!.. А днем мы снова будем вместе. Как говорят люди: все имеет свой закат, только ночь заканчивается рассветом.
– Я не засну.
Она сказала совсем ласково:
– Тогда думай о своем герцогстве. Ты – герцог, помнишь?
– Герцогство, – сказал я невесело, – чудесная вещь, но этот титул не может согреть в холодную ночь.
– Холодную?
– Я замерзаю без тебя, – признался я. – Мое сердце застывает. Я не живу без тебя, я просто существую.
– Я приду завтра, – сказала она раздельно и почти сердито.
– Постараюсь не умереть до завтра, – пообещал я.
Она отступила на пару шагов, я смотрел во все глаза, взмахнула руками, я замер, но так и не успел увидеть это дивное мгновение, когда человек превращается в птицу, все-таки у нее как-то по другому принципу.
Только что она смотрела на меня любящими глазами, а в следующее мгновение дивная птица в розовом оперении с силой оттолкнулась от земли, мощный удар крыльев о воздух бросил ее стрелой высоко в темно-фиолетовое небо, где уже выступили первые звезды.
Гатер отдыхал, сидя на большом белом валуне, когда я вернулся в одиночестве. Бобик с разбега набежал на него с кабаном в пасти и положил ему на колени. Граф от неожиданности завалился навзничь, рыцари ржали,
Гатер сказал сердито:
– Зверь и то уважает, а вы что? Он же мне принес!.. И этих гусей!.. И рыбу. И даже оленя… А вы даже кабана с меня не снимете…
– И снимем, – заверил барон Уроншид, – и выпотрошим. До чего же хороша дичь! Он же не хватает, что попало! Всегда молоденьких, жирненьких…
Бобик помахал хвостом и унесся, ободренный всеобщим вниманием. Дичь принялись разделывать, деловито готовить к обжарке, а я отошел к Зайчику, он подбирал с земли крупные камни и с удовольствием грыз их, как кусочки сахара.
– Позволь, – сказал я тихонько, – побеспокою…
Он смотрел понимающе, а я снова влез в доспехи, закинул на спину лук и опоясался мечом. Подумал, добавил на пояс увесистый кинжал, пригодится.
За спиной послышались крадущиеся шаги, но я не стал оборачиваться, узнаю походку графа Гатера.
– Чего-то опасаетесь, – спросил он тихонько, – ваша светлость?
Я обернулся и посмотрел на него надменно, выпятил нижнюю челюсть.
– Граф! Я попрошу вас…
Он сказал поспешно:
– Простите, хорошо подвешенный язык всегда чешется и всегда спешит. Я имею в виду, нам тоже… быть к чему-то готовыми?
Я отмахнулся:
– Просто причуда. В доспехах легче думается.
– А-а-а, – сказал он понимающе, – о сражениях мыслите!
Я удивился:
– А о чем еще может мыслить рыцарь и вообще мужчина? Только о сражениях, а еще о женщинах. Но сперва о сражениях, а о женщинах – потом. Если сможет.
Он посмотрел по сторонам.
– Собираетесь, – спросил он шепотом, – уйти на битву с ночными демонами?
Я ответил так же тихо:
– Вы проницательны, граф.
– Позвольте вас сопровождать?
– Если бы это от меня зависело, – ответил я совершенно искренне, – я бы взял с собой весь отряд!
Он с досадой стукнул кулаком себя в бок.
– Как жаль…
– А как мне жаль, – ответил я, – но, увы…
Он помялся, спросил совсем уж шепотом:
– А сестра феи… она как? И где?
– Навестит своих, – объяснил я, но сердце болезненно сжалось, – и вернется.
Он сказал торопливо, в лицо мне старался не смотреть:
– Это хорошо, да. Родных надо навещать! Уважение к старшим должно быть, а то мы всегда гнем свое.
– Идите к костру, – посоветовал я. – Есть битвы, которые каждый из нас должен выстоять в одиночку.
– Друг познается в беде, – сказал он с великим уважением, – герой – в битве.
Я продолжил про себя: честный – в уплате долга, жена – в бедности, родственники – в невзгодах и ощутил, что даже в такие минуты, когда всего трясет в ожидании большой трепки в Темном Мире, остаюсь герцогом, сюзереном, что думает о подданных, вручивших мне ключи к своим судьбам.