Ричард Длинные Руки – гранд
Шрифт:
– Которые отнял я?
– Нет-нет, что вы, ваша светлость! Которые отнял тот жестокий тиран, справедливо свергнутый вашей светлостью!
– Это хорошо, – сказал я, – что еще те привилегии… Дальше.
– В том числе, – закончил он и поклонился, – хотят вернуть и собственные армии из вассалов.
– А это уже серьезно, – сказал я. – Имена, адреса?
Он вытащил из складок необъятного халата небольшой сложенный вчетверо листок.
– Вот здесь, ваша светлость. Простите, что мелкими буковками… Таился, когда записывал. Рисковал.
В списке двенадцать
Глава 2
Я читал, поглядывая на него поверх списка. Бальза напоминает тех византийских евнухов, которых я, понятно, не видел, но наслышан. Якобы они управляли империей, в то время как императоры там сменялись, убивали, травили и душили друг друга, а спасал страну от гибели какой-нибудь кастрированный в молодости Нарзес.
Правда, Бальза не будет у меня командовать войсками, как делал этот Нарзес, сумевший уничтожить государство остготов, считавшихся до того непобедимыми, но создавать армию, комплектовать, одевать и кормить – да, это сможет, как мне кажется.
Сейчас старается выглядеть услужливым и глуповатым, у таких меньше недоброжелателей, мудрый ход, но правители должны видеть то, что есть на самом деле, а не то, что им показывают.
– Бальза, – сказал я, – ты сделал очень важное дело, раскрыв серьезный государственный заговор. Следи за ними и дальше. Если поболтают и успокоятся, то ничего не предпринимай, у нас свобода слова, совести и конфессий, а если вздумают выступить, сразу дай знать заранее. Если выполнишь, велю добавить к твоему фамильному имени «к», и это останется также и для твоих потомков.
Он икнул от неожиданности, пал на колени и проговорил, запинаясь:
– Ваша светлость!.. Это слишком, слишком много за мои скромные усилия…
– Значит, – сказал я важно, – делай так, чтоб они были не слишком уж скромными! Кроме того, как я уже говорил, я продолжаю политику Гиллеберда.
– Ваша светлость?
– Это значит, – пояснил я, – мне нужна сильная и боеспособная армия, что подчиняется именно центральной власти.
Он поклонился.
– Да-да, ваша светлость! Тому, кто платит.
– Вижу, – сказал я одобрительно, – ты все понял правильно. Действуй в этом направлении.
Он исчез непривычно быстро для своей громадной туши. Мое обещание прибавить аристократическое «к» к его простонародному имени сразу же переводит его в разряд потомственных аристократов. Помню, так поступил один из писателей, что страдал от своего плебейского происхождения, и эту важную буковку втихую присобачил к своему фамильному имени сам.
Изаэль высунулась из-под одеяла по плечи, по-детски угловатые, милые, как у девочки-подростка, сказала недовольно:
– Это что, они к тебе и в спальню вот так?
Я раскрыл рот, чтобы ответить умно и с достоинством, но вошел сэр Вайтхолд, повел в сторону юркнувшего под одеяло существа ничего не выражающим взглядом.
– Ваша светлость, нужно подписать некоторые бумаги…
– Давай, – ответил я обреченно. – Надеюсь, действительно срочные.
– Срочные я оставил на утро, – буркнул он.
– А это?
– Безотлагательные, и весьма.
Он выложил на стол целую стопку и начал подавать по одному листу. Я быстро подписался вычурно и замысловато, во всем Сен-Мари только я могу вот так лихо, как заправский писарь, у всех пальцы привычны больше к рукояти меча, топора, дубины или лопаты.
Сэр Вайтхолд молча ждал, я щелчком ногтя отправил лист на его сторону стола, он ухватил, быстро посыпал мелким песочком, подул, сильно выпячивая щеки и становясь похожим на Борея, каким его изображают на углах всех карт, быстро и ловко сложил вчетверо, левая рука еще прижимает края, а правая ухватила за ручку крохотный ковшик, я бесстрастно наблюдал, как поднес узкий носик к сгибу, полилась тонкая красная струйка расплавленного сургуча.
Так же артистично быстро он вернул ковшик на подставку, под ней вяло горит крохотная свеча, а письмо обеими руками, это знак почтения, передвинул ко мне, продолжая зажимать края.
Я взял печать, похожую на фигурку ферзя, прижал донышком к красной лужице, и когда через пару секунд отнял, там остался красивый оттиск моей гербовой печати.
Он тут же передвинул бумагу по столу на свою сторону, снова подул на печать, поклонился и, быстро повернувшись, пошел к двери. Я видел в открытую дверь, как жестом подозвал невидимого мне помощника и вручил мое письмо.
Дальше, насколько помню эту процедуру, помощник выйдет в соседнюю комнату, где молча ждут молодые и бодрые парни в одежде королевских гонцов, сунет первому от двери, тот ухватит письмо и помчится со всех ног, прыгая через три ступеньки, пока не выскочит во двор, где уже ждут оседланные кони, а остальные гонцы синхронно передвинутся на одно сиденье ближе к двери.
Все проделывается молча, ни единого лишнего жеста, а когда величаво вернулся, то провозгласил мощно, как дворецкий:
– Следующее!
Это, как я понимаю, на тот случай, если я уже заснул в государственных заботах о судьбах королевства.
Остальные бумаги, к счастью, нужно только подписывать, обычные вельможные указы и эдикты, одни будут оглашены в Савуази, другие молча останутся при дворе как инструкции к применению.
Изаэль, любопытствуя, высунулась из-под одеяла до половины и старалась разглядеть, что мы делаем такое непонятое, но едва сэр Вайтхолд делал движение чуть повернуться, тут же юркала в свое убежище и пряталась с головой, забывая про уши.
Когда я подписал последнюю, он церемонно поклонился.
– Спасибо, ваша светлость. Простите, что оторвал…
– Ничего вы у меня не оторвали, – возразил я. – Всегда пожалуйста. Работа – тоже как бы дело.
– Да, – согласился он, – как бы.
Я проводил его взглядом, чувствуя, как за спиной зашелестело одеяло. В дверях сэр Вайтхолд резко обернулся:
– Кстати, ваша светлость…
За моей спиной вспикнуло, слышно было, как подпрыгнула сама кровать и что-то там заскреблось.