Ричард Длинные Руки — император
Шрифт:
Большинство монахов, как я понял достаточно быстро, не знают всего, что открыто Высшими Братьями, вообще-то мудрое решение, и никто не освобожден от тяжкой работы, хотя, догадываюсь, некоторая вполне может быть сделана и без усилий человека.
И конечно, аббат и еще один-два высших иерархов монастыря могли обладать достаточной силой, чтобы устоять перед звездными пришельцами… хотя, может быть, этой силы нет ни у кого на свете.
Боудеррия заметила, как потемнело мое лицо, села рядом и дружески обняла за плечи.
— Что-то вспомнил?
Голос ее был настолько участливый и полный понимания, что я вздохнул судорожно, словно ребенок после долгого плача.
— Дело касается всего мира, — ответил я, подбирая слова, — но деремся за него только мы. Почему так?
Она сказала мягко:
— Разве так не везде?.. Мир просто существует, а горстка людей тащит его либо вперед, либо вбок, а то и вовсе назад.
— Лишь бы не в пропасть, — сказал я.
— Бывает, — возразила она, — что и в бездну. Не случайно же миром правят короли, а народы идут по пути, выбранному их королями. Ты король, Ричард!.. Значит, ты не один.
— Сейчас один, — ответил я с горечью, взглянул на нее и поспешно уточнил: — С тобой и Бобиком.
— У тебя миллионы подданных, — напомнил она, — они дали тебе все, что у них было: право решать за них, распоряжаться ими. Так что ты сильнее, чем думаешь.
А что, мелькнула дикая мысль, если бы можно аккумулировать силу всех подданных, вот бы всем показал! Горы своротил бы. А этих с Маркуса сразу бы в лепешку…
— Хорошо говоришь, — ответил я со вздохом. — Спасибо. Ты настоящая.
— Женщина? — уточнила она.
— Просто настоящая, — ответил я уклончиво. — И женщина в том числе. Вон у тебя эти…
— Не надо, — прервала она. — Я тоже как-то их видела. Встряхнись, Ричард. Ты не выходил из боя слишком долго, но продержись еще чуть-чуть. Ты нужен! Ты — наша надежда.
Я сказал сердито:
— Не говори таких высоких слов. У меня голова кружится, еще брякнусь тебе на потеху. Да и вообще… что значит жизнь одного человека?
— Смотря какого, — возразила она сурово. — Миллионы гибнут, никто не замечает, но когда умирает герой… Вон кто-то скачет в нашу сторону. Двое…
— Люди Норберта, — сказал я. — Джон Зеленые Штаны и Хьюсак, одни из лучших.
— Ты всех своих воинов знаешь?
— Я такой не один, — ответил я скромно. — По крайней мере, знаю еще одного полководца, который помнил всех своих солдат по именам, даже когда стал императором.
Всадники начали сдерживать коней, те храпят и дико вращают глазами, требуя продолжить яростную скачку, Бобик даже не вскочил навстречу, лениво приоткрыл один глаз и снова уронил голову рядом с коленями Боудеррии, ткнул требовательно лбом, чтобы не забывала почесывать, иначе какие любовь и дружба без подтверждения?
— Ваше величество, — вскрикнул один, — барон Дарабос поручил сказать, что за прошлую ночь выходило четыре отряда! И народу согнали втрое больше, чем в прошлый раз!
— Понятно, — ответил я. — Возвращайся и передай барону, в эту ночь их будет наверняка еще больше. Нужно выводить треть наших войск и располагать заранее в намеченных прежде местах. Пусть передаст это Альбрехту.
— Будет исполнено, ваше величество!
Второй козырнул молча, оба развернули коней и унеслись, быстрые, как огромные птицы.
Боудерррия произнесла задумчиво:
— Час битвы близок?
— Слишком, — ответил я, — а мы не готовы. Мы совсем не готовы.
— Ну, — протянула она с недоверием, — на вас не похоже, ваше величество. К чему-то да готовы?
— Готовы только умереть, — сказал я. — Но разве надо это?.. Мне нужна победа. А умрут или нет — дело десятое.
— Так ли?
— Конечно, — уточнил я, — предпочел бы, чтобы все остались живы, однако уже реалист, что весьма пакостное состояние… Возвращаемся, Боудеррия.
— Возвращаемся в реальность, — ответила она с некоторой печалью в голосе. — Но реальность… не сама по себе. Она то, во что ее превращаем.
Бобик вскочил, ринулся к арбогастру и сердито гавкнул. Тот перестал хрустеть камешками, повернулся к нему задом, но Бобик благоразумно отскочил.
Арбогастр презрительно фыркнул и рысью подбежал к нам, посмотрел с иронией на лошадку Боудеррии.
Я помог, несмотря на сопротивление ее хозяйки, подняться в расписное седло, сам вскочил как можно бодрее, Боудеррия хоть и друг, но еще и женщина, кто бы подумал, что такое возможно.
Боудеррия с сердитым видом разобрала повод, в самом деле все еще чудится, что позорю ее мужской помощью, словно какой-то там беспомощной кокетливой даме.
Бобик весело скалит зубы, вид у него таков, что все понимает. Она оглянулась, сказала зябким голосом:
— Не представляю, как это все исчезнет?.. Мне даже лягушек и муравьев жаль, как будто они родные!
Я покосился с удивлением, вот уж не ожидал от воительницы такой сентиментальщины.
— Вообще-то, — сказал я, — мы родня не только с Адамом. — Да-да, с лягушками и муравьями тоже. Как со всем животным и неживотным миром!.. До Адама Господь создал солнце и звезды, потом из того же материала, чуть перелепив его по-другому, создал землю, деревья, а затем самых простых таких дочервячков, их амебами зовут… Мы с ними тоже родственники, как и со всем на свете!.. Затем Господь творил существ все сложнее и сложнее, наконец создал человека, который тоже плоть от плоти этого мира!.. А вот эти инозвездные чужаки — уже совсем другое.
Глава 10
Кони медленно пошли рядом, поглядывая друг на друга, Боудеррия спросила с интересом:
— Почему? Чужаки больше похожи на людей, чем наши лягушки!
— То, что похожи на людей, — ответил я авторитетно, — не весьма довод. И мы похожи на рептилий, от которых произошли. У нас тоже два глаза, как у жаб и ящериц, даже по пять пальцев на каждой лапе…
Она сказала с недоверием:
— Ну и шуточки у вас, сэр Ричард.
— Какие?
— Что мы от рептилий, — ответила она с достоинством. — Моя мать вовсе не рептилия. Еще какая не рептилия!