Ричард Длинные Руки — император
Шрифт:
— А-а-а, — протянул я, — я имел в виду наших более далеких предков.
— Вы имеете в виду, — уточнила она, — тех, которые на знаменах рода?.. Я больше видела львов да медведей, но рептилий…
— Рептилии были еще раньше, — заверил я. — Великолепные и грозные! Под их поступью дрожала земля, звери разбегались в ужасе.
— Да? — спросила она с недоверием и живейшим интересом. — Ладно, на такую рептилю я согласна.
Арбогастр, пошептавшись с ее лошадкой, красиво выпрямился, встряхнул гривой, глаза вспыхнули азартом.
— Не спеши, — предупредил я, — а то у меня мысли бултыхаются.
— Он понимает? — спросила Боудеррия.
— Меня все не понимают, — ответил я с упреком, — даже ты. Но Зайчик и Бобик понимают всегда.
Она тряхнула гривой волос, чем-то став похожей на миг на моего арбогастра.
— Не бреши, я тебя понимаю. И ты это знаешь, только признать не хочешь.
В лагере жизнь кипит, как в разворошенном муравейнике. Разведчики Норберта перехватывают на еще подступах воинские отряды, что спешат из дальних земель на великую битву с Багровой Звездой, размещают на заранее разведанных местах, а военачальники торопятся в наш основной лагерь, чтобы представиться и поступить в распоряжение короля, осмелившегося бросить вызов неизбежному.
В мое отсутствие их принимает Альбрехт, но потом все равно идут ко мне. Для всех должны быть слова утешения, бодрости и уверенности в полной победе. Правда, пользуюсь уже обкатанным набором, нет смысла для каждого лорда придумывать что-то свое, я политик и должен иметь наготове общие фразы, пригодные для всех и каждого.
Норберт вышел нам навстречу, двое ухватили арбогастра за повод, явно Норберт дал команду. Я понял, спешился, арбогастра увели, с ним понесся прыжками и Бобик, держа нос по ветру.
Я повернулся к Норберту, он значительно посмотрел на меня и пошел из лагеря. Я выждал чуть, догнал, когда он вышел за пределы охраняемой зоны.
— Барон?
Он оглянулся, суровое лицо вообще как выкованное из стали, даже голос прозвучал так, будто бьет молотком по раскаленной заготовке для меча:
— Неприятность, ваше величество.
— Давайте, — ответил я, понизив голос. — Неприятностей у нас столько, что уже привыкаю. Это если приятность — ахну и упаду в обморок.
— Тогда вон туда.
— Там тропа?
— Троп нет, но кое-что другое…
Он прошел еще по периметру лагеря, заходя с той стороны, где дальше только дикий лес на сотни миль. Я следовал за ним, уже поглядывая по сторонам, заметил, что лесная трава истоптана, пара веточек сломана.
Остановившись, он произнес ровно:
— Как вам это?
Я вгляделся в оттиски следов, сердце болезненно сжалось еще до того, как понял, что вижу. Охотник из меня паршивый, но все же разбираюсь в оттисках копыт коней, коров, оленей, кабанов и прочего зверья, но эти вот… страшно даже вышептать…
Он посмотрел на меня внимательно, я сам ощутил, как кровь отливает от лица.
— Догадываетесь? — спросил он тяжелым голосом.
— Не могу поверить, — прошептал я. — Если подходили так близко, то наш лагерь отсюда как на ладони!
— Верно, — подтвердил он угрюмо.
— Но тогда… почему не напали?.. Испугались отпора?.. Им стоило подождать чуть, когда все заснем… Скорость у них, часовые и пискнуть бы не пискнули!
Он прошелся чуть, внимательно всматриваясь в землю.
— Они не просто наткнулись, — сказал он. — Они здесь стояли довольно долго. Вот посмотрите, как вдавлено здесь!
— Их разведчик был не один? — спросил я. — Вроде бы вон те оттиски разные…
— Двое, — ответил он. — Потом подошел третий, с ним сразу ушли. Очень быстро, вот тут впереди углубление больше, чем сзади… Они вообще-то не ходят, а бегают. Бег для них…
Он запнулся, я быстро подсказал:
— Естественное состояние. Что и понятно, это у нас ноги все еще руки, а у них ноги — уже ноги.
— Ваше величество?
Я сказал виновато:
— Простите, что так непонятно, но это неважно… Вернутся с подмогой?
Ответить он не успел, кусты затрещали, моя рука метнулась к рукояти меча, а Норберт поспешно встал впереди меня и тоже обнажил меч.
Ломая кусты, выбежали, как слон со слоненком, Тамплиер и Сигизмунд, захеканные и злые.
— Ваше величество, — сказал Сигизмунд, стараясь опередить Тамплиера, тот не стал бы деликатничать, — вы не должны покидать лагерь без нас!.. Тем более вот так неожиданно!
Мы с Норбертом перевели дыхание, я распустил напряженные мышцы и сказал почти ласково:
— Заботливые вы мои… Хорошо, вы правы, возвращаемся. Но мы не теряем бдительности! Видите, что у нас?
Тамплиер смерил взглядом длину моего меча.
— Неплох, — признал он нехотя, — но когда-то у вас был и получше.
— Хорошие были времена, — согласился я. — Мы здоровее, враги мельче… Теперь наоборот.
Он рыкнул:
— Ничего подобного. Вон и барон Дарабос скажет.
Норберт кивнул.
— Да, это в нас говорит усталость. После Маркуса отдохнем. Долго!.. Как милостиво разрешает его величество, часа два, а то и три.
Сигизмунд смотрел огромными глазами, какие-то мы все непонятные, и лишь когда повернули обратно в лагерь, вздохнул с облегчением.
Я двигался с настолько отрешенным видом, что с вопросами ко мне никто не приближался, а я все пытался понять, почему это чужаки, обнаружив наш лагерь, посмотрели и ушли, хотя могли бы и напасть, и попытаться нахватать нас в плен, все-таки здесь народ более здоровый и сильный, чем в деревнях.
— Сэр Норберт, — сказал я, — пока помалкивайте. Нам только паники не хватает!