Ричард Длинные Руки – король

Орловский Гай Юлий

Он тоже не понял моих загадочных слов, я свистнул арбогастру и, не возвращаясь к отшельнику, чтобы вопрос оставить открытым, пустил Зайчика к выходу из леса.

На полпути встретил крестьянина, он сказал радостно:

– Ваша милость, вы такую дорогу проложили!.. Спасибо вам!

– Я такой, – ответил я с достоинством, – такое прокладываю, что сам удивляюсь своей прокладаемости…

На опушке леса Альбрехт и Норберт оживленно обсуждают что-то, указывая руками в другую сторону, но на треск кустов и молодых деревцев

обернулись разом.

– А-а, – сказал Альбрехт с затаенным злорадством, – что-то вы не радостны, ваше высочество. Плохое предсказание?

– Христианин, – ответил я, – будучи глубоко просвещенным человеком, не имеет права верить в предсказания.

– Так-то не имеет, – возразил Альбрехт, – но так хочется… Особенно если человек дурной и слабый, а кто из нас не бывает слабым?

– Сэр Ричард не бывает, – сказал Норберт строго.

Альбрехт подумал, кивнул.

– Вообще-то человек, умело скрывающий слабости, может считаться сильным. Так что там случилось, ваше высочество?

– А разберетесь? – ответил я. – Случилось вот что…

Они слушали внимательно, а когда я закончил, Норберт сказал голосом, полным уважения:

– А может, все было не так… Если то был ангел в теле человека?.. И когда человек погиб, ангел высвободился и вознесся?

Альбрехт буркнул:

– С чего бы ангелу оказаться в наших телах?

– Ну, – сказал Норберт с несвойственной ему неуверенностью, – его могли в наказание… или испытание… за провинность.

Альбрехт возразил:

– Он был в теле человека… и умер бы с человеком. Но сэр Ричард его освободил и позволил вознестись… значит, наш сюзерен все-таки обладает властью решать, кому на небеса, а кому в огненную яму ада!

Они смотрели на меня с таким почтением, что я сказал с досадой:

– Это у вас такие шуточки? Ничем я не обладаю! А то, что я решаю, кто заслужил ад, а кто нет… это просто мои догадки, предположения, умозаключения… которые не подкреплены никакими властными полномочиями!

Они молчали, только Норберт сказал с тем же упрямством:

– А вдруг?

Альбрехт зябко передернул плечами.

– Сэру Ричарду многое дадено, но за все будет спрошено. Боюсь, я бы отказался от такой участи…

Норберт вздохнул.

– Я тоже.

Альбрехт оглянулся на лес, от которого мы неспешно отдаляемся на медленно бредущих конях.

– Думаю, – проговорил он, – и за этого… ну, которого выпустил, спросят со всем пристрастием. Дескать, почему так решил, а не руководствовался ли низменными чувствами, а не лучше ли было передать его душу силам ада…

Я увидел устремленные на меня взоры, ответил нервно:

– Не знаю!.. Я вообще спрашивал вас насчет отшельника, что с ним делать, а вы умничать полезли!.. Конечно, умничать всем хорошо, никакой ответственности!.. А что с отшельником делать?

Они переглянулись, промолчали.

На

привале я рассказал уже в шатре, где собрались военачальники, как про отшельника, так и про его таинственных охранников. Конечно же, все ухватились за то, кем могут быть эти стражи, пошел спор, я раздраженно напомнил, что это не богословский диспут, а просто хотел бы услышать их мнение насчет кем считать отшельника.

Меганвэйл покряхтел, наконец сказал неохотно:

– Ваше высочество, не делайте этого. Не возвращайте его в Шателлен. Он живет здесь счастливой жизнью, которую сам избрал для себя. Он свободен.

– И вообще не говорите королю Найтингейлу, – сказал барон Хельмут серьезно.

Я воззрился на него в изумлении:

– Почему?

Граф Арнубернуз поспешил вклиниться с ответом:

– Сейчас у вас все права наследника на корону Шателлена!..

– А если привезете младшего сына, – пискнул барон Эванс, – то…

Я отмахнулся, обратил взор к сдержанному Хельмуту, что сразу же замолчал, едва его перебили.

– Барон?

Он ответил ровным голосом:

– Все верно, тогда принца объявят наследником. Даже если король и захотел бы оставить корону вам, этого не позволит знать.

Я нахмурился.

– Но это его младший сын, я обязан обрадовать Найтингейла. Я всего лишь потеряю королевство, но спасу честь.

Они разом замолчали, довод неопровержим, честь всего дороже. Честь для рыцаря – это и есть жизнь; обе растут из одного корня. Отнимите у рыцаря честь – и жизнь кончена. Во всяком случае, в обществе других рыцарей, заботящихся о безукоризненности репутации. Можно только сменить имя и пуститься в странствия…

Граф Фродвин прогудел мощно:

– Мы не вправе жить, если погибнет честь. Ваше высочество, я ни минуты не сомневался, что вы самый достойнейший и рыцарственнейший из правителей!

Когда все разошлись, сэр Альбрехт спросил хмуро:

– А что на самом деле?

Я посмотрел на него исподлобья.

– Сомневаетесь в моей рыцарской чести?

– Нет, ваше высочество, – ответил он учтиво, – но это же несерьезно… Вы ж политик!

– Мы живем в мире рыцарской чести, – напомнил я. – Слух о таком поступке разнесется по всем королевствам. Я в самом деле потеряю Шателлен, но обрету такую репутацию, что будет стоит трех таких королевств!..

Он задумался, вздохнул.

– Рискованный ход. Я бы предпочел взять королевство. Однако теперь понимаю, что и Шателлен вы не потеряете… Будь там королем Найтингейл или этот принц, они все останутся настолько дружественными, что почти войдут в ваше королевство Улагорния.

– Смекаете, граф, – сказал я поощряюще. – Они в самом деле войдут в наш дружественный союз настолько плотно, что уже не будет особенной разницы, кто там король.

Он проговорил, не сводя с меня пристального взгляда: